– Дерешься?
– Бывает. Но первым не лезу.
– Так-так! Первым не лезешь. – Данила Акимович снова умолк и молчал на этот раз довольно долго. В его голове зародился один педагогический прием, но этот прием даже ему, проведшему операцию "Капроновый чулок", показался слишком уж оригинальным. Но тут он подумал, что в педагогике стандартных приемов быть не может, и решил попробовать.
– Ну... Хочешь, давай займемся психоанализом, – предложил он.
– Это как? – спросил Юра.
– Ты знаешь, что такое психоанализ?
– Ну... Приблизительно.
– Так вот давай вместе с тобой проанализируем: какие, так сказать, психологические мотивы побудили тебя совершить все вот эти поступки. Бурундук постукал ногтем указательного пальца по лежащей перед ним папке. – Ну как: давай?
– Давайте, – чуть улыбнувшись, согласился Юра. Перелистывая бумаги в папке, Данила Акимович медленно заговорил:
– Судя по этим документам да по тому, что ты сам рассказал, ты человек незлой, в твоих деяниях злого умысла нет, за исключением случая с девчонками, которых ты косами связал. Теперь вот давай подумаем вместе: что тебя заставило явиться на урок в виде негра, что тебя заставило медведя в санки запрячь, хотя ты знал, что он к этому не приучен. Вот подумай: что?
Юра опять пожал плечами.
– Ну... интересно было посмотреть, что получится. Данила Акимович смотрел на Юру с такой довольной улыбкой, с какой любитель шахмат объявляет противнику мат, которого тот не ожидал.
– Вот тут, брат мой, ты и попался! Ты сейчас занимаешься не самоанализом, а самообманом. Сам того не сознавая, пытаешься обмануть и меня и самого себя. Так я говорю или нет?
– А почему вы так думаете?
– Вот почему. Передо мной ведь фактики, – Бурундук опять постучал по папке, – и твои собственные показания. Вот, например, такой вопрос: почему ты, еще не испытав своих водных лыж, собрал такую большую толпу народа, чтобы на тебя любовались. А?
Юра промолчал. Он не нашел, что ответить.
– Второй вопрос: зачем ты негром загримировался? Отвечу: да ведь затем, что хотел весь класс поразить – вот, мол, какой удивительный этот Юрка Чебоксаров!
Юра опять промолчал.
– Ас медведем? Тут ты не класс хотел удивить, не школу, а уже целый город. Чтобы, значит, по городу шла молва: "Вот какой у нас Юрка Чебоксаров живет! На медведях по улицам катается!" – Данила Акимович сделал паузу и понизил голос: – Но только здесь вот какое дело: меня-то ты не удивишь. Ну как ты сможешь меня удивить, если я заранее знаю, что ты из кожи лезешь, чтобы всех удивлять?
Юра опять не ответил. Он улыбался, но улыбка была уже какая-то кривая, деланная.
– Удивлять людей таким способом легче легкого. – Данила Акимович вдруг уставился на Юру своими голубыми глазами и заговорил еще тише: – А вот хочешь, я тебя сейчас переудивлю? Только чтобы это осталось между нами. Обещаешь?
– Обещаю, – тихо ответил Юра, крайне заинтересованный.
– Значит, даешь слово, что все будет между нами?
– Даю! – теперь Юра улыбался уже во весь рот.
– Хорошо! – Данила Акимович поднялся, затем быстро и ловко встал на руки, поднял ноги к потолку и пошел на руках к двери. Там, стоя на одной руке, он другой взялся за ручку, приоткрыл дверь, выглянул в вестибюль, снова прикрыл и пошел на руках обратно к столу, говоря по дороге:
– К сожалению, там кто-то ходит, а то бы я и подальше прогулялся. – Возле своего стола он вернулся в нормальное положение и снова сел в кресло. Лицо его слегка покраснело от прилива крови. – Ну как: удивил я тебя?
– Удивили, – сдержанно смеясь, сказал Юра.
– А я вот думаю, что не удивил, а именно переудивил. Где это ты видел, чтобы директор школы перед учеником на руках ходил?
– Не видел, – весело согласился Юра.
– Вот так-то! А теперь давай проанализируем, для чего я этот фокус проделал и для чего ты своими фокусами занимаешься.
– Давайте, – Юра перестал улыбаться.
– Я перед тобой на руках ходил, имея серьезную цель, педагогическую. Да-да! Не ухмыляйся! Мне важно было показать тебе, что удивить человека какой-нибудь глупостью – легче легкого, главное, чтобы получилось неожиданно. Ну, а ты для чего свои номера откалываешь? Да только для того, чтобы внимание на себя обратить, впечатление произвести.
Юра стал уже совсем серьезным, а Бурундук продолжал:
– Понимаешь, людей можно разделить на тех, кто выпендривается, и на тех, перед кем выпендриваются. Тот, кто выпендривается, может выделывать самые отчаянные трюки, а внутри у него каждая жилка просит об одном: "Ну, граждане, ну, миленькие! Ну обратите на меня внимание, ну посмотрите, какой я оригинальный, какой я отчаянный, как я плюю на всякие там правила поведения!" А тот, перед кем выпендриваются, спокойно смотрит и думает про себя: "Эк его корежит!" Конечно, есть и такие, которые выпендрягой восхищаются, но это ведь самые глупенькие, и их немного.
Слушая Данилу Акимовича, Юра все больше мрачнел, под конец его лицо стало даже сердитым.
В заключение Бурундук сказал;
– Ну... теперь ты знай, что я тебя раскусил и педагогам своим объясню. Чтобы они тебя шибко не наказывали. Имели, так сказать, снисхождение к твоей слабости. А теперь, пока! Разговор наш окончен, всего тебе хорошего!
– До свидания! – глухо ответил Чебоксаров. Он встал и направился к двери, но тут услышал голос Бурундука:
– Да! Юра, погоди минуту! Юра остановился, обернулся.
– Ты, я слышал, стихи пишешь?
– Немножко.
– И, говорят, неплохие. Их даже по местному радио передавали. Вот ты бы и развивал такие свои способности. Вдруг возьмешь да по-настоящему удивишь всю страну: вот, мол, какой в городишке Иленске поэт объявился!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53