— Договаривай. Что тебя ещё смущает?
— То, получается, он шёл как раз со стороны взорванного монастыря. А ведь, по тому, что ты рассказывал, взорванный монастырь значил для Петько и Скрипицына что-то важное — они даже рельеф местности вокруг него специально изучали. Так, может, Скрипицын прячется где-то там, и их побег как-то связан с той давней историей?
Мы уже почти подъехали к нашему дому, но тут Миша резко тормознул снегоход и выдержал паузу перед тем, как его развернуть.
— Ох, мальчишки! — проговорил он, покачивая головой. — Если бы… Да, если б все так складывалось в жизни, одно к другому, то это была бы не жизнь, а сплошные «Три мушкетёра» — живи и радуйся! Слишком красиво, чтобы быть правдой, понимаешь? Но, как говаривал мой дед, «чем черт не шутит, когда Бог спит»! Давай проверим. Разумеется, мы ничего не найдём, но, будем считать, немного отвлечёмся. Лишний часик у работы уворую, а? Тем более, что следы считать всё равно не мешает как можно быстрее, да тут ещё и Топа с нами. Все унюхает, чего мы не разглядим. Поехали!
И мы, огибая остров, поехали к маяку.
У маяка мы остановились, и Миша предложил.
— Давай так. Пусть Топа берет след, а я поеду рядом с вами на снегоходе, на малой скорости. Я бы снегоход здесь оставил, чтобы тоже ногами пройтись, да вдруг ещё какой-нибудь паразит найдётся, захочет его приватизировать? Потом ищи-свищи!
— Неужели даже ты не найдёшь? — усомнился я.
— Найти-то найду, но зачем мне лишние нервы и хлопоты?
Тут из двери маяка появился Виссарион Северинович, заприметивший нас в окно.
— Отвезли голубчика? — крикнул он.
— Точно! — ответил Миша. — «Увели болезного, руки ему за спину, И с размаху кинули в „чёрный воронок“… А вот теперь решили передых взять, поиграть в искателей клада.
— Это дело хорошее! — сказал Виссарион Северинович. — Думаете, Петько за своим кладом сюда пожаловал?
— Да разве на Петько свет клином сошёлся? — отозвался Миша.
— Ладно, рассказывайте! — хмыкнул смотритель. — Небось, хотите с помощью собаки по следу пройтись, да?
— И это тоже… Ну, ладно, приступим, — Миша, прищурившись, поглядел на запад. — А то уже за три часа перевалило, скоро смеркаться начнёт.
— Давай, Топа, — сказал я, вылезая из снегохода. Топа выпрыгнул вслед за мной, с большим удовольствием, всем видом показывая, как смертельно ему надоела эту штуковина. — Покажи нам, откуда пришёл этот тип.
Топа тут же уткнулся носом в снег и стал его тщательно обнюхивать. Потом он потянул меня вперёд. Миша завёл снегоход и поехал следом.
— На обратном пути заглядывайте! — крикнул смотритель, махнув рукой. — Чайком отогрею, а то промёрзнете, небось, пока блуждать будете!
Топа повёл нас вдоль берега, по направлению к пристани. Впрочем, следы Петько и так читались очень отчётливо — единственные свежие следы. Только там, где Петько шёл по голым участкам льда — по тем, где ветер гуляет, и потому снег не залёживается — эти следы пропадали, но затем появлялись вновь.
Следы вели к северной оконечности острова, как и предполагал Миша. Мы продвигались по ним минут пятнадцать, когда они вдруг резко свернули вглубь, в небольшую рощицу. Разглядеть, куда они ведут, было невозможно, потому что береговой край рощицы состоял в основном из сосен, а перед ними была поросль молодых осинок, настолько плотная, с настолько густым переплетением мелких веток, что сквозь неё мало что было видно, несмотря на отсутствие листвы на деревьях.
Тут Миша рискнул покинуть снегоход и оставить его у берега.
— Ничего, — сказал я. — Если мы услышим, как кто-то заводит мотор — этот человек оглянуться не успеет, как Топа догонит его и заставит остановиться.
— Так, может, оставить Топу при снегоходе? — предложил Миша. — Снег здесь глубокий, нетронутый, мы из без Топы разберёмся, куда ведут следы.
— А если следы приведут нас к Скрипицыну? — возразил я.
— Ты думаешь, я с ним без Топтыгина не справлюсь? — бросил Миша.
В общем, было решено, что Топу пока что оставляем у снегохода, а если следы станут уводить нас слишком далеко от берега, то вернёмся за ним и на снегоходе, в объезд рощицы, подъедем туда, где следы вынырнут из этой рощицы на открытую местность.
Топа остался сторожить «Буран», а мы двинулись через осиновую поросль. Сначала идти было ничего, потому что снежные сугробы были твёрдыми, утрамбованными ветром, но потом, под деревьями, они стали проваливаться под нами. Судя по следам, оставленным Петько, проваливался и он — иногда больше, чем по колено. Мы старались выбирать такие места и кочки, где снег слежался поплотнее и откуда ветром выдувало все лишнее, но, всё равно, несколько раз черпанули снег. Мише пришлось хуже, чем мне — ведь я был в этих «дутых» утеплённых сапогах, а вот Миша был просто в зимних ботинках, хоть и тёплых, но достаточно коротких. Это и понятно: ведь я-то отправился гулять с Топой по острову, готовый к тому, что где угодно можно ухнуть в глубокий сугроб, а вот Миша как приехал к смотрителю маяка на «Буране», в городской обуви, так, естественно, в этой обуви и оставался.
Как бы то ни было, мы продвигались, и продвигались, пока Миша не схватил меня за локоть и не прошептал:
— Теперь тихо! Смотри, он здесь останавливался!
А я присвистнул от удивления.
— Вот это да!
В отличие от Миши, я-то знал, что это такое.
— Что ты такое заметил? — заинтересованно спросил Миша.
— Так вот, оказывается, что было нужно Петько! — я разглядывал взрытый снег — взрытый так, как будто его кто-то копал вглубь, долго и усердно. Из снега торчали ржавые железяки.
— Хочешь сказать, ты знаешь, зачем Петько копался на этой помойке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39