Ну, вот. А в скором времени после этого на Гришку напали, как раз Петько со Скрипицыным. Гришка гулял в «баре», — Миша интонацией закавычил это слово и сразу объяснил. — Так называлась забегаловка со стойкой, в которой «для красоты» разноцветные фонарики были подвешены, а кроме водки и портвейна подавали ещё и напитки поблагороднее, да и горячая закуска имелась. Находилась эта забегаловка на границе центра и восточного заводского района. Сейчас-то её всю перестроили, отделали заново и сделали натуральный бар-кафе. «Полярная звезда» называется. Ну, лучше этого «бара» ничего в те времена не было, вот в него и закатывались, отметить «удачное дело» или просто пофорсить. Гришка там явно гулял после «удачного дела», а Петько и Скрипицын, приклеившись к нему ещё в баре — и, судя по словам очевидцев, объяснение у них получилось достаточно горячим, хотя из-за чего именно было это объяснение, никто не слышал или не понял — на выходе напали на него, и началась натуральная драка, где, конечно, перевес был на стороне двоих против одного. Милиция подъехала довольно быстро, и всю компанию забрали для выяснения. Ну, разумеется, никто из троицы не захотел давать показания против других, и, в итоге, их отпустили, даже на пятнадцать суток не забрав, а всего лишь штраф наложив за нарушение общественного порядка в пьяном виде. Хотя, надо сказать, это был тот случай, когда всем было понятно, что дело нечисто. И тот случай, когда милиция Гришку чуть не на коленях умоляла — ну, скажем мягче, очень добивалась милиция от Гришки — чтобы он дал показания против Петько и Скрипицына. Дело в том, что Петько и Скрипицын было освобождены «досрочно условно», и достаточно было им совершить любое правонарушение, которое подпадало бы под уголовную статью, как они тут же по новой загремели бы в лагеря, и на довольно долгий срок. Но, в данном случае, чтобы их укатать, нужно было заявление Гришки как потерпевшего, а Гришка упёрся — и ни в какую. «Извините, ребята, — разводит руками, — но мне их выдавать как-то не с руки, и не принято, и их дружки могут потом на перо поднять, а на хрена мне это надо? Я уж с ними сам как-нибудь разберусь, если что…» Ну, что Гришка мужик суровый, и любым оголтелым всегда сумеет достойный отпор дать, никто не сомневался. И потом, пока он был «чистый», то есть, с милицией не сотрудничал, он мог вынести Петько и Скрипицына на суд воровского закона — тогда ещё существовал такой суд воровской чести, не то, что сейчас — и уж решение этого суда было бы для Петько и Скрипицына обязательным к исполнению…
— И он обратился в этот воровской суд? — жадно спросил я.
— В том-то и дело, что нет, — покачал головой Миша. — Милиция так хотела побыстрее укатать Петько и Скрипицына, чтобы они исчезли с глаз долой, пока не успели крупных бед натворить, что подключила некоторых своих информаторов, которых обычно не слишком теребила. Всяких там из мелкой шпаны, пьяниц, из «шестёрок» при «авторитетах» — из тех, кому спускали с рук всякие мелкие нарушения, при условии, что обо всём важном и существенном, что им доведётся услышать или узнать, они будут своевременно информировать… — Стучать, попросту говоря! — бухнул смотритель маяка. — Интересно было бы узнать имена этих стукачиков…
— Это, как вы понимаете, служебная тайна, — усмехнулся Миша.
— Да какая там тайна! — махнул рукой смотритель. — Про многих весь окрестный люд знает. Вон, хоть братья Неверкины. Пьяницы и мелкие воры. Все про них говорят, что их бы давно укатали, если б они не сотрудничали с милицией.
— Ну, насчёт конкретных имён все равно трепаться не будем, — хмыкнул Миша.
— Так я уверен, они были среди тех, к кому милиция обратилась, чтобы прощупать Гришку, Петько и Скриппицына, — проворчал смотритель.
— Повторяю, без комментариев, — сказал Миша. — Так вот продолжаю свою историю. Гришка ни к кому за защитой не обращался. А поведение Петько и Скрипицына вообще представлялось совсем странным. Во-первых, они должны были понимать, что Гришка — не из тех, . кого запросто можно прижать к ногтю. Гришка был мужик суровый, и большим уважением пользовался, за свою ловкость рук, за умение в любую щель просочиться и любую ценность взять, на которую он сам глаз положил или которую ему заказывали, как бы там эта ценность ни охранялась. Если бы он потребовал объявить Петько и Скрипицына изгоями, которым никто не имеет права оказывать помощь, то, скорей всего, к его требованию прислушались бы и Петько со Скрипицыным нападение на Гришку сто раз икнулось бы. И, во-вторых, Петько и Скрипицын не могли не понимать, что милиция спит и видит как бы упечь их назад за решётку, поэтому любая выходка, которую они совершат до окончания своего условного срока, может стоить им многих лет свободы. С теми, кто нарушает условия досрочного освобождения, милиция не церемонится, и суды тоже. И ведь они не могли быть уверены, что Гришка, разозлившись, не даст показания против них, или что они, в горячке, перестараются и нанесут Гришке такие увечья, после которых, и его показания не понадобятся — увечья, которые сами по себе тянут на статью!.. Выходит, что-то очень важное было на кону, что-то очень важное они с Гришкой не поделили, раз решились прибегнуть к таким крутым мерам воздействия. Вот милиция и пыталась выяснить, что же это такое могло быть…
— И что-нибудь выяснили? — спросил я.
Миша вздохнул.
— С тех пор больше десяти лет прошло, так что можно рассказать в общих чертах — не называя, разумеется, имён осведомителей. Был тут у нас журналист, в местной газете, из отъявленных охотников за сенсациями… «Врун, болтун и хохотун», говоря словами Высоцкого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39