Когда поступает кислород, мой мозг просыпается и мне удается что-либо вспомнить. Я видел вас вчера — или только что? — вы не из наших, не так ли?
Лиз встала на колени. Беспричинный безумный смех вырвался из нее.
— Нет, — сквозь смех сказала она. — Я пришла с поверхности. Снаружи. Понимаете?
— Поверхность? Да… это далеко. О! Все это очень сложно, мне нужно подумать. И говорите помедленнее, я не привык.
— Вашему клану угрожает опасность. Люди пытаются заминировать туннели, чтобы ликвидировать воздушный карман. Вам ясно? Необходимо поставить охрану, часовых, запустить боевых пловцов. Расчистить подступы, убрать мины… Вы припоминаете?
— Пытаюсь. Но скоро спрут опять начнет дуть углекислым газом, и головы отупеют, мозг размягчится.
— Почему такое чередование?
Старик беспомощно пожал плечами.
— Компрессор плохо работает. Заряды рециркуляции застревают в трубе, они перенасыщаются. Когда новый фильтр встает на место, тотчас начинается кислородный ветер. Все плохо. Углекислый газ омертвляет наши мозги, кислород сжигает их ускоренной работой. В обоих случаях наше сознание разрушается.
— Нельзя ли подойти к насосу?
— Нет, дверь сделана из брони в целях безопасности. И никто не знает шифра. Ее бы взорвать динамитом. Она подобна двери сейфа.
— Но надо что-то делать! — отчеканила девушка. Шеф клана вытаращил глаза. Он бессмысленно улыбался.
— Конечно! — согласился он. — Дети уже приспособились. Гибриды! Они стали мутантами. Их мозг без труда переносит излишек углекислого газа, как и излишек кислорода. И это чудесно. Надо бы вам поделиться с ними своими идеями… Бомбы, часовые, и прочее…
— Но когда? — нетерпеливо спросила Лиз.
— Через несколько лет, наверное. Когда они подрастут и начнут что-то понимать. Это недолго, они быстро развиваются.
— Но у нас нет времени! — возразила Лиз. — Это вопрос дней.
Старик замахал тощими руками.
— Отстаньте! — крикнул он. — У меня от вас начинает болеть голова! Вы говорите непонятные вещи, они плохо входят в мою голову! Вы причиняете мне боль! Уходите! Уходите! Никогда не нужно думать, это плохо. Износ! Износ! Мозг подобен подошве: чем меньше ходишь, тем меньше она изнашивается!
Он кричал, брызгая слюной. Лиз испугалась и отступила в лабиринт жилищ. Внезапно перед ней появился мальчик. Он весело подпрыгивал.
— Смотри! Смотри! — вскричал он. — Они пьяны! Они напились кислорода! Все опьянели!
Мальчик показывал пальцем на десяток мужчин, приникших к вентиляционной решетке и жадно вдыхавших воздух, подаваемый помпой. Почти все подражали им, борясь за право прильнуть к отверстиям. Казалось, это банда алкоголиков, отстаивающих право присосаться к крану бочки с пивом.
— Это попойка! — визжал мальчуган. — Попойка! Пойдем, нам тоже полагается!
Лиз пошла за ним. Когда она была в десяти метрах от первой решетки, один из пьяниц в конвульсиях покатился по полу, члены его поразил столбняк, глаза выскочили из орбит. Лиз убежала. Через несколько минут все они впали в беспамятство, поскольку их нервные клетки пресытились кислородом, неравномерно разбрызгиваемым «спрутом». Очнувшись, никто уже не помнил о случившемся. Лиз часто наблюдала такой феномен у водолазов, пораженных невротоксической болезнью. Всеобщее возбуждение сменилось крайней усталостью, упорной сонливостью.
Лиз взяла мальчика за руку, мешая ему подойти к вентиляционным отверстиям, но в глазах ее замелькали черные мушки. Она упала ничком, и губы ее искривились в эпилептической гримасе.
ВЕЧЕР, СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, ПОСЛЕДУЮЩИЕ ДНИ
В тот же вечер — или это было завтра? — Лиз осознала, куда попала. Клан вокруг нее, казалось, отупел, расслабился в нездоровом оцепенении. Женщины клубочком свернулись подле мужчин, в глазах их застыла пустота, челюсти отвисли. И только маленькие дети сохраняли живость. Лиз глубоко вздохнула. Бронхи ее были раздражены. Она закашлялась. Удушье в легких свидетельствовало о том, что помпа возобновила «цикл углекислого газа». Лиз села и смутно вспомнила, что участвовала в каком-то спортивном забеге, но детали оставались расплывчатыми, как контуры забытого сна. С огромным усилием она старалась сообразить, разговаривала ли с шефом клана. Интуитивно Лиз чувствовала, что это так. Но разговор казался туманным, нереальным.
Она встала, пересекла бидонвиль, экономя движения. Сердце ее трепыхалось, замирая в груди. Лиз нашла мальчика возле мумий; он сидел на корточках среди банок с ваксой. Мальчик не поздоровался с ней. Она испугалась, что он ее не узнает.
— Как дела? — спросила Лиз, подбирая полировочную тряпочку.
— Да что уж там, — буркнул он. — Сегодня время голубой крови, вчера было время красной. Это тяжело, но такова жизнь. Нельзя же постоянно веселиться.
«Время голубой крови…» Выражение позабавило девушку. Здесь кровь, перегруженная углекислым газом, обедненная. В учебниках естествознания она называется «голубой», хотя это не имеет отношения к аристократизму. Голубая кровь — это загрязненный поток, нездоровый, отягощенный отбросами дыхания тканей. Эту кровь должны очищать легкие.
— Будем работать? — спросила Лиз, готовая до блеска полировать кожаные трупы, прислоненные к стенке.
— Может, хочешь прогуляться? — поинтересовался ребенок. — Пойдем. Все дрыхнут. Чего ради работать за других? Пойдем!..
Он приподнялся, опершись на плечо Лиз. Пальцы его были липкими от ваксы.
Встав на ноги, он взял Лиз за руку и приступил к обходу зала. Они обогнули хибарки, дошли до бахромчатой границы затвердевшего ила. Лиз поставила ногу на твердую волну. Ее красновато-коричневый цвет вызвал в памяти глиняные цветочные горшки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63