А Алла Рассолько — не ахнет. И не скажет. Но та же Наташка через пять минут подскажет тебе, если ты будешь погибать у доски. А Алка — ни в жизнь. Будет сидеть как ни в чем не бывало, а ты — тони себе на здоровье.
Тимофей заметил, что стал больше думать о девчонках в последнее время. И о женщинах — тоже. Не о том, как они устроены и все такое — нет. Это все мальчишки знают, даже второклассники. Тим думал о них просто. И много. Такого раньше не было. Может, это опять как-нибудь сказываются тренировки у этого Миши Кун-Фу? Тим не знал.
Генка-Будильник как-то сказал, что когда начинаешь много думать о «бабах» (он так называет), то на лице вылезают прыщи. Тим недавно заметил прыщик на лбу и подумал: ну их на фиг, прыщи эти. Лучше уж о девчонках не думать. Не думать, не думать, и все тут. Это легче, во всяком случае, чем ходить потом к дерматологу (а все дерматологи, как назло, сидят рядом с венерологами в соседних кабинетах) и выписывать себе всякие притирания. Тим видел одного девятиклассника, у которого морда аж желтая от лекарства и вся в прыщах. Сам Генка-Будильник, кстати, тоже смахивает на кого-то из «Восставших из ада» — только об этом все предпочитают молчать в тряпочку.
И вот Тим вовсю пытался перестать думать о женщинах и девчонках. И, как назло, на глаза ему все чаще стала попадаться Алка Рассолько. Эта дура Алка Рассолько. Раньше она проходила себе мимо, пробормотав что-то вроде «здрвств…», а теперь почему-то стала останавливаться, и спрашивать про всякую ерунду: «А как у тебя дела?», «А как дела у того-то и того-то?», «А ты смотрел вчера по телеку то-то и то-то?». Достала, короче.
Еще Тим заметил, что она стала смотреть на него как-то по-другому. Словно ей интересно, что Тимофей говорит в ответ на ее дурацкие вопросы. Словно она что-то понимает. Он хотел пару раз сказать ей: «Скройся». Но не смог. Потому что это было бы невежливо, а еще потому, что он подумал: а вдруг ей и в самом деле интересно? А вдруг она в самом деле начала что-то понимать?
* * *
Всем известно, чем кончаются все эти «а вдруг». Как-то раз (Тим с Серегой тогда вовсю готовились к завоеванию «Дома Ашеров») Алка сказала Тимофею:
— У меня сегодня день рождения. Ты не мог бы прийти хотя бы ненадолго?
Она снова посмотрела так, что Тим почувствовал себя Реттом Батлером (мерзкое чувство), и добавила:
— Мне было бы очень приятно.
Тимофей хотел сказать ей, что она дура, но вместо этого неожиданно произнес:
— А в котором часу?
Но она сказала:
— Когда тебе будет угодно.
Тимофея чуть не вырвало прямо на асфальт, потому что эту фразу Алка наверняка услышала где-нибудь в телесериале, но он почему-то сказал:
— А мне все равно.
— Тогда в четырнадцать часов, — сказала Алка.
Тим подумал, что она так специально сказала, чтобы он не приперся в два часа ночи, но вместо того, чтобы рассмеяться ей в лицо, он сказал:
— Ладно.
И он приперся как дурак ровно в «четырнадцать часов», в дурацкой белой рубашке и с коробкой прибалтийских конфет — мама купила, чтобы отдать зубному врачу, который ставил ей коронку.
А у Алки было полно народу, и все почти что парни лет по пятнадцать. У каждого по полкило бриллиантина по волосам размазано, и все понтовые такие, что Тим хотел сразу уйти, но Лариса Васильевна усадила его за стол. И в дальнем конце стола Тим увидел Стиморола.
Стиморол был в тонкой «рибокской» тенниске, и короткие волосы у него были напомажены и тщательно зачесаны назад, а еще он золотую цепочку с крестиком на шею повесил, и морда у него была просто умилительная. Тим подумал, что он даже не на Майка Тайсона похож, а на кота Тома в той серии, где Том подбивает клинья к кошке-миллионерше, а потом Джерри натравливает на него другого помойного кота.
Стиморол тоже его заметил, И все его умиление в один миг улетучилось, словно у него живот заболел. Он опять стал похож на Майка Тайсона, и даже нос его на сторону свернулся еще больше.
— А ты что здесь делаешь? — спросил он громко через весь стол.
Все замолчали. И Тим так же громко ответил:
— Клинья подбиваю. К имениннице.
Он думал: все поймут, что он пошутил, но никто, кажется, не понял. Народ продолжал с умным видом жевать и смотреть на него, на Тимофея. И Стиморол — тоже. А рожа у него была, это что-то…
И Тимофею сразу расхотелось сидеть за этим столом. Он подумал, что здесь определенно что-то не так. Алка, кстати, ни разу к нему не подошла, даже коробку с конфетами пришлось оставить на столике в прихожей. На ней были белые штаны в обтяжку и белая кофта, через которую торчали соски, потому что она была без лифчика (все-таки будь Тим на месте Ларисы Васильевны, он бы надавал этой дуре по шее). И она все время тараторила со Стиморолом и остальными парнями и называла их «пац-цаны», а они ее называли «Аллочка». А с Тимом она не заговорила ни разу.
Что-то не то. Не то… И откуда она знает Стиморола?..
Тим встал из-за стола и пошел обуваться. А Лариса Васильевна (она стояла у окна на кухне и курила длинную коричневую сигарету) увидела его и сказала:
— Ты куда?
— Домой, — сказал Тим.
— Почему так рано?
— У меня живот крутит.
Тим понимал, что можно было придумать и что-нибудь поизящнее, но ничего такого в голову не пришло. Лариса Васильевна только улыбнулась и сказала:
— Ты можешь задержаться на пять минут? Я хотела бы поговорить с тобой.
Она спросила так, что отказаться было бы просто невежливо. Даже если у тебя и в самом деле в животе труба трубит.
— Ладно, — сказал Тим. — На пять минут я могу остаться.
— Вот и прекрасно, — сказала Лариса Васильевна и снова улыбнулась так, что Тим невольно позавидовал этому ее хахалю, у которого шоколадный «мустанг», а еще он впервые подумал, что был бы не прочь, если бы ему было сорок лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59