— Может, он и не убивал.
Таня незаметно добавила Житухе овса и подошла к костру.
— У него в шалаше щепку нашли, а на ней кровь Жухова, экспертиза доказала.
— Ну и дела без меня творились. А как вёл себя Колёсников.
Таня вспомнила, что Колёсников до появления милиции был очень насторожённым, а когда увидел милиционера, хотел спрятаться за дерево.
— А что, Георгий Николаевич, он тоже соучастник?
— Кто знает, я их частенько видел вместе у реки: Колесникова, Жухова, Челпанова.
Слушая Гарновского, Петька обозвал сам себя разиней. Как он не догадался, что документы Самоволина мог похитить Колёсников. И пустую картонную папку наверняка спёр тоже он, потому что тогда с караваном он уходил самым последним.
— Почему Челпанов стрелял в Жухова? — спросил Петька у Гарновского.
— Наверно, что-нибудь не поделили, — зевая, ответил Георгий Николаевич.
«Бочку с документами они не поделили», — чуть не ляпнула Таня.
ГЛАВА 11
Медвежье зимовье оказалось большим домом с крышей из расщеплённых наполовину лиственничных брёвен. Окна были под самой крышей и смотрели на главную вершину хребта.
— Почему такие узкие окна? — спросила Таня.
— Чтоб медведь не смог просунуть голову. Усадьбу эту строили ещё геологи погибшей экспедиции.
На всякий случай Петька дал понять, что про такую экспедицию они слышат впервые:
— А как она погибла?
— На барже пьяные плыли, пожар, говорят, случился, сгорели. — Гарновский внимательно посмотрел на Петьку. — Так вот, в то время медведей здесь было несметное число. — Гарновский показал на бревенчатый сарайчик. — Там ручей, тоже Медвежьим завется.
Петька с Таней прислушались, из сарая доносилось бульканье. Петька по сугробу прошёл туда, открыл тяжёлую толстую дверь. В левом углу стояла деревянная лохань без дна, там бил ключ. Он немного парил, и поэтому потолок и стены сарая были покрыты морозным куржаком, словно белой шубой. Лишняя вода из лохани выбегала под стенку сарая.
Житуха чувствовала себя здесь как дома. Освобождённая от вьюков, она прошла к Петьке в сарайчик и напилась прямо из лохани. Понюхала висящий на стенке ветхий хомут, хлестнула себя несколько раз хвостом и вышла. Осмотрела конюшню, старый амбар, поразмыслила о чём-то и весёлой трусцой побежала к скалам щипать не занесённую снегом траву.
Петька протоптал тропинку к навесу с чурками. Увидел тяжёлый старинный колун. У самого обуха были выбиты буквы «экс. „Багульник“. Старую сосновую чурку Петька развалил с одного раза. Каждую половинку расколол на тонкие поленья. Дрова отнёс в дом и вернулся обратно. Сбросил меховую куртку и пролез под крыльцо. Здесь лежали ржавые лопаты, кайлы и топоры с обломанными ручками. Всё было наполовину забросано землёй.
Ближе к незабитой отдушине лежал расколотый приклад ружья, а рядом непонятная блестящая штука. Петька взял её и вылез наружу. Рассмотрел. Она походила на крохотный портсигар с кнопкой. Никаких обозначений не было. Петьке показалось, что он когда-то видел такие приборчики, но где — вспомнить не мог.
Вечером, когда все трое сидели за столом и разрабатывали маршрут на завтра, Петька показал приборчик Гарновскому. Тот рассмотрел его внимательно. Поднёс к глазам, ощупал. А потом выбросил приборчик в раскалённую печь.
— Неизвестные вещи, Петенька, никогда не подбирай, в них может быть отрава или ещё какая-нибудь гадость.
Батарейка на огне зашипела и резко бабахнула. Открылась дверка, вылетело несколько угольков.
— Вот видите, — сурово сказал Гарновский, — наверняка там ампула с ядом была. Волков кто-нибудь собирался травить.
Все трое смотрели в печку из дальнего угла. Коробочка и содержимое горели ослепительно белым пламенем. Немного запахло лекарством. И тут Петька вспомнил этот запах. Вспомнил Краснокардонск, ночного пришельца, подземный ход и такой же запах, когда сжигали батарейки от рации.
— Диверсант здесь был, — крикнул Петька. — Я вспомнил, такие батареи были у диверсанта Мулекова в Краснокардонске, и ещё я их видел у Метелкина, когда он нас вёз на лодке.
Георгий Николаевич побледнел.
— У какого Метелкина?
— Который в Шалаганове живёт. Метелкин, наверно, шпион. Может, и Жухова они вместе с Челпановым убивали.
Георгий Николаевич беззвучно засмеялся:
— Фантазёры, ну, фантазёры. — Посмеявшись, он вытер платком глаза, сел на нары ближе к изголовью. — Метелкин, ребята, славный таёжный мужик. Правда, немного угрюмый. Поначалу я его даже побаивался. А он, оказывается, душа-человек. В таком возрасте на двух ставках работает и продавцом, и радистом в речном пароходстве. Кормит всех своих внучат, племянников и ещё брата-пьяницу. Через недельку-другую вернёмся в Шалаганово, я вас поближе познакомлю с ним, и посмеёмся все вместе, как вы его, беднягу, шпионом посчитали.
Ночью их разбудил стон. С Гарновским было плохо. Петька выполз из спального мешка, открыл дверцу печки, бросил туда полено. Затрещали угли, вспыхнуло дерево. Огонь осветил бледное лицо Георгия Николаевича. Он стиснул зубы от боли и катался по нарам.
— Почки. — Он тяжело перевёл дыхание, — почки схватили.
— А лекарство какое-нибудь у вас есть?
— .Никакого. Тепло надо прикладывать, только оно и помогает. — Он вдруг изогнулся. — Ой, ребята, ой…
Крупным потом покрылись у него лоб и нос. Таня всхлипнула. — Ничего, Танечка, не пугайся, пройдёт. Ох-ох-ы-ы-ы! — Дёрнувшись, Гарновский чуть не упал с высоких нар. Петька заметался по избе, нашёл закопчённое ведёрко.
— Таня, раскочегарь печку, — и выскочил на улицу.
— Куда? — тихо выкрикнул Гарновский, но дверь, впустив клубы морозного воздуха, захлопнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64