В штабе экспедиции дежурил Иван Иванович. Последние тревожные дни неузнаваемо изменили его: похудело и обострилось лицо, под глазами синие круги, сгорбилась спина. Нервными шагами он передвигается по штабу, поминутно выходит на крыльцо. Дверь оставляет открытой настежь, чтоб слышно было, если запищит рация. С тревогой посматривает на небо, снимает шапку, прислушивается. И, кажется, не замечает собравшихся у штаба жителей посёлка. Третьи сутки они приходят сюда. Стоят в молчании, ожидая известий от поисковых групп. Был здесь и Гарновский, но люди его «не замечали» и отворачивались, если он что-то пытался говорить. И он перестал сюда приходить. Сидел в больнице и сочинял объяснительную о напавших волках. Он обвинял Анатолия Васильевича Сидорова за приказ искать несуществующий третий вариант. «Не будь такого приказа, — писал Гарновский, — никто бы и не погиб». Свою объяснительную он послал в Москву. И не знал, что она вернётся оттуда и до нужного времени будет лежать в сейфе начальника следственного отдела контрразведки майора Платонова.
Засигналила рация. Иван Иванович залетел в дом, закрыл дверь на крючок, схватил наушники. Простуженным и уставшим голосом Тимка Булахов докладывал:
— Мы на карнизе. Путь преграждён. Примерно два дня назад здесь произошёл снежный обвал. Лавина снега и камней срезала деревья и снесла в ущелье. Полностью разрушила карниз. В ущелье на глубине видны на камнях пятна, похожие на кровь. В двадцати метрах, не доходя до обвала, нашли остатки костра, не засыпанные ещё снегом. Следы обнаружены только в сторону обвала. Если они всё-таки успели проскочить, то ищите их на реке Миренге. В ущелье спуститься невозможно, стены после лавины совершенно ровные. Ждём указаний. Приём. Иван Иванович машинально повернул рычажок и склонился к рации.
— Ждите на месте. Утром снимем вертолётом. Сами будьте осторожны. Сегодня в семь ноль-ноль выйди на связь, сообщим о поиске вертолётом по реке Миренге и её левому притоку.
Долго сидел Иван Иванович, положив седую голову на деревянную коробку рации. Железные тиски сдавили сердце. Но он заставил себя встать и выйти на крыльцо. Однако не хватало духу сообщить людям страшную весть, только сказал:
— Они могли выйти на Миренгу, вся надежда на вертолёт.
К вечеру в небе послышался гул двигателей. Роняя серебристый куржак, задрожали берёзы. Зелёная машина резко пошла на снижение у пристани. Люди бросились к берегу. Заторопился туда и Гарновский, вышедший из-за угла продовольственного склада. Одет он был уже в пальто и белые бурки. Вертолёт сел поперёк широкой улицы. Люди с надеждой смотрели на зелёную дверцу. Остановились винты. Щёлкнул в тишине замок. Толпа подалась вперёд. Вышел Сидоров, виновато посмотрел на людей, снял шапку и опустил голову. Вышли Колёсников, Бурмаков… и тоже сняли шапки.
Печальную тишину вдруг разорвал жуткий визг собачьей стаи. Люди обернулись. В конце улицы, нахлёстывая запряжённых собак, летел на лёгких нартах охотник Бурмейстер. Он остановил рычащую свору в двадцати метрах от вертолёта и тяжело поднялся с нарт. Шапка, шуба, унты были покрыты толстым слоем морозного куржака. Правую щеку отморозил, белая. Усталой приседью подошёл к людям. Увидал Колесникова, стоящего без шапки, и заорал на него.
— Ты слепой, что ли? Я же показывал вертолёту садиться. Раньше ты, Славик, в таких делах понимал…
От обиды у Бурмейстера задрожала челюсть. Раздвигая людей, прошёл в центр и, не размахиваясь, ударил в лицо Гарновского. От тяжёлого удара Гарновский рухнул.
— В тайге ещё раз увижу, застрелю, — и повернулся к оторопевшим людям. — Петька и Таня у меня в зимовье. Живые. От усталости закачался Саня Бурмейстер и упал рядом со своими собаками. И заснул. И уже не слышал, как люди бережно подняли его, унесли в штаб, положили на тёплые нары. Саниных собак (они уже не стояли, а могли только ползти) одну за другой перенесли в сарай, положили на солому и перед каждой поставили чашку с едой.
Иван Иванович бросился к рации. В промороженный эфир полетела радостная весть.
— Всем геологическим партиям, звеньям, отрядам… Пётр Жмыхин и Таня Котельникова найдены и спасены охотником Александром Бурмейстером.
Потом новость была передана в город, а в семь часов вечера её приняли в районе Удаянского ущелья Тимка Булахов и Додоев.
Утром летающий «вагон» растревожил рассвет рёвом двигателей. Все, кто вчера летал на Миренгу, сидели в его необъятном чреве. Туда же загрузили всех ездовых собак вместе с нартами. Военный штурман уступил своё место в кабине Бурмейстеру, а сам ушёл в салон к геологам. Зелёная громадина тучей взмыла в небо и пошла по курсу, указанному охотником.
А через час почтовой утренней лошадью выехал из посёлка Георгий Николаевич Гарновский. На столе в больнице он оставил заявление об увольнении из экспедиции.
ГЛАВА 13
Петьку и Таню доставили в Шалагановскую больницу. Самостоятельно стоять на ногах они не могли. Исхудали так, что Колёсников, взяв обоих на руки, без труда занёс в палату. Поселковый врач осмотрел их истощённые тела и поставил одинаковые диагнозы — хроническое недоедание.
Через Тимку Булахова (ему разрешили дежурить в палате) о «хроническом недоедании» узнала уборщица школы, бабка Ольгуша. И понеслась по посёлку весть: «Сироты, едва спасённые, умирают с голоду, а врачу кормить их нечем».
Началась осада больницы. Охотники и рыбаки несли пострадавшим гостинцы: солёную черемшу, ягоды, котлеты из козлятины, грибы, жареную рыбу… Бабка Ольгуша принесла горячих блинов и трехлитровую банку клюквенного кислого сока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64