Военный пожар охватил 33 страны. Монарх дремал. И не приходило на ум, что почти во всех ведомствах давно внедрены шпионы. Они собирали военную информацию, экономическую, политическую. Интересно, что противники точно знали зерновой и продуктовый запас России на случай войны, а царское правительство о запасах своего провианта не имело никакого понятия. Германия, например, могла выдать любую точную справку о России. Количество паровозов, вагонов — пожалуйста; переправ, коней, пушек — это мог сказать любой штабной офицер Германии. Правда, у немцев был в руках важный козырь. «Бубновая дама» — агент номер один — российская царица. Она была германским резидентом, а по совместительству — женой царя и военным советником его. Все секретнейшие данные через час передавались «семейному боженьке», Григорию Распутину, а через него попадали в генеральный штаб немецкой армии.
Копия «Распоряжения по Русскому географическому обществу» со штампом «без права снятия копии» обнаружена мною в Иркутске в тайнике бывшего особняка купца Хаменова. Осуществить экспедицию «Багульник» в строгой секретности царскому правительству не удалось. Привожу текст японского письма, найденного мною в том же тайнике купца Хаменова в 1921 году.
«…Господин многоуважаемый Хаменов, фирма „Таранака“ любезно просит вашей помощи. В город Иркутск прибывает руководство экспедиции „Багульник“. Лично на вас возлагается обязанность в экспедицию включить Вогула — он работает у вас скупщиком пушнины. Его задание: после того, как экспедиция „Багульник“ закончит работу, похитить любой ценой все документы и карты. Повторить подобную экспедицию времени у России больше не будет. Ваша любезная помощь будет большим вкладом в ту операцию, которая развернётся в недалёком будущем. Для усыпления бдительности начальника экспедиции Ельникова оказывайте „Багульнику“ всяческую помощь: лошади, продукты, лодки, одежда… Ваши расходы фирма „Таранака“ оплатила вперёд, как вы были оповещены. Русско-Азиатским банком в Иркутске. Ответственность за секретность Вогула несёте лично. Если Вогул внедрится благополучно, дайте в Петербург телеграмму нашему торговому представителю: „Закупка пушнины окончена“. Подпись не ставьте…»
— Эй — раздался громовой голос — вахта, подавайте трап!
Таня вздрогнула и не сразу сообразила, откуда долетел голос. Петька вскочил на ноги. Сунул картонную папку в вещевой мешок и бросился к борту. Федор Иванович, тётя Нина и Любка стояли па берегу и улыбались. Небольшую самодельную корзину, битком, набитую черемшой, Любка держала на голове и пробовала танцевать лезгинку.
Ужинала команда «Таёжницы» в сумерках. Ели нарезанную черемшу с мелко крошеными, сваренными вкрутую яйцами.
…Летняя ночь кончилась для Петьки как-то сразу. Он только чуточку прикрыл глаза, а когда открыл, было уже светло. Солнечные лучи били из-за хребта в небо, словно прожектора сверхдальнего действия. Федор Иванович разбудил Любку и Таню:
— Проснитесь, синицы! — Девочки, по-видимому, проснулись, потому что старый капитан прошептал: — Моторной частью нынче заведовать будете, а тётя Нина и Петька спать. Они ночью несли вахту.
«Синицы» выскочили из-под тёплой шубы, поднялись вместе с капитаном на палубу.
Петька не слышал, как затарахтел мотор, и «Таёжница», оставляя за кормой буруны, ходко пошла вперёд. Слева наклонной стеной потянулся старый хребет. Петьку разбудили удары колокола и выстрелы. Он вылетел на палубу и понял — конец пути. Приехали.
Баржа обогнула остров и пошла почти поперёк течения. Петькиному взору открылся ровный, как стекло, залив. Высокие сосны отражались в его воде. В конце залива Петька заметил бревенчатый причал. На нём стояли люди. У одного высокого в руках то ли ружьё, то ли палка.
Петька вспомнил про документы Самоволина и побежал в капитанскую рубку.
— Федор Иванович, — сказал Петька, — мне Самоволин документы дал про экспедицию, которая пропала.
— Ну и хорошо, дал, значит, доверил.
— Он мне дал прочитать, а потом, говорит, отдашь
Федору Ивановичу, а мы с Таней прочитать не успели, а нам интерес…
— Не горюй, Петька, читайте на здоровье, через полмесяца, ну, в крайнем случае, через месяц, я опять тут буду, а Казимира я предупрежу…
Бревенчатая пристань, плавно покачиваясь, приближалась.
— Стоп, машина, — крикнул Федор Иванович, — всем наверх, приготовиться к швартовке.
На пристани бородатые люди тоже заволновались. У высокого оказалась в руках не палка, а ружьё. Длинноствольная двустволка. Гарновского среди геологов не было. В стороне от пристани сидел на камне мужчина без бороды, и, не обращая внимания на баржу, играл на гитаре, и пел.
…А назавтра быстрые олени.
Унесут в неведомую даль.
Уезжала ты одна по Лене,
Увозила радость и печаль…
У домика на крыльце сидела нерусская старуха. Она чинила меховую шапку и в такт песне покачивалась, словно ехала на олене.
— Играет Васька Жухов, — прошептала Любка. — А на крыльце сидит Додоевна, сторожиха. Её старик в экспедиции конюхом числится. По нации они эвенки,
— А высокий кто? — спросил Петька.
— Заместитель Гарновского, взрывник Колёсников, он поёт лучше Васьки Жухова в тыщу раз.
Разрыв между баржей и причалом стал не больше метра. Жухов вдруг положил гитару и в три прыжка был на пристани. Слёту перемахнул на палубу, схватил кормовой трос и метнулся обратно. Быстро закрутил трос вокруг сосны. Колёсников и рыжий геолог в телогрейке притянули к пристани нос баржи. Борт «Таёжницы» вплотную притёрся к настилу. Жухов, теперь не торопясь, но ловко, словно кошка, перескочил на палубу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64