Была осень. Они сидели на берегу ручья и разбирали жёлтые листья. И Петьку очаровала природа. Лучи задумчивого солнца просвечивали поредевший перелесок, синий воздух дрожал, и небо от этого казалось живым, а далёкие горы — совсем рядышком.
Петька помнит, что тогда ему захотелось все это назвать одним словом. Хорошим и добрым. Но такого слова он не нашёл. И на второй день в школе спросил учительницу Юлию Марковну, она в соседнем классе преподавала географию. Юлия Марковна назвала это непонятно: «ландшафт». Петьке такое название не понравилось. Насмелившись, он на большой перемене подошёл к директору школы Анне Петровне и спросил.
Она ласково погладила Петьку по голове и назвала все это красивым словом — Родина.
И сейчас, глотая размокший сухарь, Петька думал о том, что эти вот горы, и тайга, и костёр, и Тимка, и Таня, и Шурка Подметкин — все это Родина. И на всё это теперь зарятся фашисты.
Горько было думать Петьке, что, спасая его любимую Родину, гибнут люди, сдерживая проклятого врага. Гибнут взрослые и дети, такие как Шурка, Таня и Тимка. А он, Петька Жмыхин, не может сейчас ничем помочь. Петька вспомнил, как однажды чуть не погиб сам. На обгоревшем поле он собирал колоски. И в этот момент налетел фашистский самолёт. Петька поздно заметил его. Фашист на бреющем полёте дал очередь из пулемёта и промазал. Петька побежал в сторону леса. Стервятник развернулся и дал вторую очередь. Петька помчался зигзагами. Фашист пронёсся над самой головой и дал третью очередь, но второпях промазал.
— Ложись! — закричала тогда Таня.
Петька упал. Самолёт ещё раз прошёл на бреющем и, решив, что Петька убит, улетел. Наблюдавшая из кустов Таня видела, как фашист в самолёте смеялся, охотясь за Петькой.
Щурясь от дыма костра, Петька поклялся во что бы то ни стало разыскать лабиринт Гаусса. А потом на все золото, которое они найдут в лабиринте, построить танки. И пойдут танки в бой сквозь огонь и дым. И на каждой боевой машине будет пионерский флажок и надпись: «Смерть фашистским оккупантам».
Пи-пи-пик! Пи-пи-пик! Пик-пик! — тихо посвистывала какая-то птица. Короткие звуки уносились в темень, и, казалось, там, за далёким хребтом, усиливались, сливаясь в дробь непонятного радиопередатчика.
— А, может, это и вовсе не птица, — тихо сказал — Шурка, — а немецкий шпион или же японский из своей рации наяривает.
— По-твоему, Шурка, здесь за каждым камнем шпион сидит, — сказала Тяня.
— Ну и что же, — не сдавался Шурка, — шпионов много. По репродуктору всегда скажут вначале, как на фронте дела, а потом попросят. — Шурка встал на колени и голосом, очень похожим на голос диктора, стал чётко выговаривать: — Жители Восточной Сибири, рабочие и служащие, колхозники, работники транспорта, будьте бдительны. — Шурка перевёл дыхание. — Вот дед Ефим Батурин правильно говорил: — «Ежели предупреждают, значится шпиёнов энтих, развелось несть числа». — Ребята улыбнулись: до чего, похоже, Шурка подделывает голоса.
— Петька, — спросил Тимка, — а этих шпионов сюда сам Гитлер посылает или кто?
— Мне один военный в Краснокардонске рассказывал, что у фашистов есть секретные конторы, в которых шпионам готовят задание.
— А много этих контор?
— Я не знаю, Тимка.
— Найти бы лабиринт Гаусса, — мечтательно сказала Таня, — да на все золото, какое там найдётся, наделать бы «катюш», какие мы видели на поезде.
— «Катюш» и танков, — добавил Тимка. — И надавать по мордам сначала, фашистам, а после самураям косоглазым.
Окончание шифрограммы доклада Флику:
…Группа Крепыша на связь до сих пор не вышла. Решено срочно создать вторую группу для поиска лабиринта Гаусса. Группа будет действовать только по данным Александра Костоедова (Крейзера-младшего). Выброс группы со стороны «Восхода». В дальнейших рапортах эта группа будет проходить под шифром «Феникс».
— Пик-пик-пик. Пи-пи-пик, — тихо неслось над тайгой. Под монотонное насвистывание птицы уставшие ребята заснули крепким сном.
Утром они проснулись от верещания белок. Прямо над ними на сухой сосне дрались два рыжих зверька. Они злобно стрекотали и, схватываясь, мелко щёлкали зубами. Вниз летели сухие коринки и лёгкие клочки рыжего пуха. Прыгая среди веток, белки увлеклись боем и не заметили проснувшихся ребят.
— Из-за места дерутся, — определил Тимка. — У них так заведено.
Белки, услышав голоса ребят, разбежались. Большая юркнула в дупло, а поменьше, общипанная, взвилась на голую макушку сосны и там притаилась. Ребята собрали вещи и снова поднялись на тропу. ЗдесьТимкаень, наклоняясь к воде, и другой лапой пытался схватить проплывающую мимо рыбу.
— Давай пуганем его, — предложил Петька.
— Давай!
Тимка, Таня и Петька отворотили от скалы большой камень и стали подкатывать его к краю ущелья.
— Ребята, не надо! — умолял Шурка. — В клочья он нас разорвёт. Не испугается, ей богу!
— Испугается, — спокойно сказал Тимка, любой зверь на его месте запросто струсил бы.
Тяжёлый камень летел вниз, не задевая уступов. Он развил бешеную скорость и, ударившись, разлетелся на мелкие куски. Пушечный гул потряс скалы. От страха медведь сорвался в воду, подняв тысячи брызг. Ушёл с головой, а через секунду вылетел на противоположный берег, рявкнул и бросился к лесу, увлекая за собой остальных медведей. Таня заливисто смеялась.
— Так тебе, косолапый, и надо.
Понемногу тропа стала отходить от реки, а потом круто повернула и пошла по гребню хребта. Потянуло холодком. Тимка радостно сказал:
— К Байкалу подходим.
Начался длинный спуск. Распадок, заросший яркими цветами кипрея, тянулся бесконечно, как коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56