На руках и шее кожа покрылась пупырышками… Тимка испугался и стал совать ему котелок:
— Пей, Шурка!
— Не давай! — закричал Петька. — Помереть он может. Голову мочить надо.
Облили Шурке голову, мокрую косынку положили на лицо.
— Где больно? — спросила Таня.
Шурка не ответил. Заплакал. Затряслись худенькие плечи.
Задрали Шурке рубаху и, обмакивая ладони в котелок, обтёрли спину. Сначала Шурка лежал, как мёртвый, потом стал вырываться. И, наконец, вяло заулыбался. Его перевернули на спину и остатки воды выплеснули на живот.
Лечение помогло. Через несколько минут Шурка уже сидел и даже пытался поймать мотылька.
Таня, Тимка и Петька, по очереди доставая воду, ещё раз обтёрли Шурку с ног до головы. Дали ему кусок сала и стали обливаться сами. Прямо в одежде. Возле глыбы появилась лужа. Её тут же облепили шмели и синие мотыльки.
— Идти можешь? — спросил Тимка.
— Куда же денусь, — ответил Шурка, — конечно, пойду.
— Понесёшь только лук и стрелы.
По каменистому гребню вдоль ущелья Петькин отряд двигался вперёд.
А немного погодя, озираясь по сторонам, из-за гранитной скалы вышел высокий толстый человек с большими вислыми ушами. В правой руке он держал нож, в левой камень. По узенькому карнизу он побежал к трещине. Перед самой лужей споткнулся, пополз на четвереньках. Дотянулся до воды, стал жадно пить. Остатки лужи вычерпал себе на голову. Поднялся на ноги. Осмотрел место стоянки. Увидел шкурку от копчёного сала, схватил её и стал жевать. Вислоухий где-то повредил себе руку, в которой держал нож. Она была перевязана Петькиным шёлковым галстуком.
ЦЕНТРУ (ИЗ ТОКИО)
Здесь ожидают прилёта специального «юнкерса». Для принятия его японцы расширяют старый аэродром в двенадцати километрах от города Эпсилон. Диверсионная группа»Феникс» готовится к переброске в район этого аэродрома.
Авдеев
Тимка шёл далеко впереди, внимательно осматривая местность. Шагалось легко, чувствовалось, что гребень хребта резко идёт вниз. Тимка проскочил между двумя круглыми скалами, торчащими, как осыпавшиеся колонны, и исчез из глаз. Потом появился снова. Встал между колоннами в торжественную позу и, дождавшись ребят, громко сказал:
— Вот вам парадная дверь. Пожалуйте спускаться со своего чертового гребня.
Сразу за колоннами был широкий пролом. Его склоны большими ступенями уходили вниз. Как солдаты в зелёных накидках, стояли на каждом уступе маленькие коренастые сосны. Ущелье казалось светлым и приветливым, оттого что и ступени, и стены струили нежный голубой свет. Солнце заходило, отражаясь на всех уступах малиновыми, неровными кругами.
Петькин отряд легко спустился на дно голубого ущелья. Сказочный коридор привёл их к пологому склону. Вдоль и поперёк по нему шли овраги, заросшие травой и диким луком. Повсюду лежали голубые булыжники. В дальнем овраге, среди кустов, обнаружили небольшое болотце. Вода была ржавая, с привкусом железа, но Тимка первым выпил почти котелок.
— Пейте, не бойтесь, она еше пользительнее.
Таня улыбнулась, потому что Тимка в тайге все считал «пользительным». И воду, и траву, и всякие корешки, и дудки, и молодые побеги пихты, и сосновую кору.
Утолив жажду, выбрались из оврага и на сухих каменистых россыпях остановились на ночлег. Наелись досыта сочного лука и копчёного сала. Легли на тёплый песок отдохнуть, а потом уж развести костёр, насторожить капкан. Но усталость одолела ребят. Скрючившись под телогрейкой, мгновенно заснули все четверо.
Первой проснулась Таня. Внезапно. Видимо, что-то её разбудило. Она открыла глаза. Брезжила заря, и в зыбком утреннем свете она осмотрелась. Мальчишки ещё посапывают, валяются лук и стрелы… Таня вдруг вскочила. Затрясла за плечо Петьку, зашептала:
— Проснись, Петька, проснись! Мешка с салом нет!
Тимка тоже проснулся. И тихо, чтобы не разбудить Шурку, вылез из-под телогрейки:
— Росомаха, видать, балуется. — Он схватил камень: — Надо догонять, далеко не унесёт.
Какие-то вмятины, похожие на следы, шли к оврагу. Тимка пошёл туда, Петька держал лук наготове и крался сзади. И увидел, как сбоку от них, за валуном, качнулась тень. Петька обогнул кусты и бросился туда. Но там никого не оказалось.
— Странно, — сказал вслух Петька.
В овраге они тоже ничего не обнаружили. Тимка вернулся к стоянке, но здесь следов не было. Как будто мешок с салом улетел по воздуху.
Проснулся Шурка. Минуту сидел молча, потом стал ругаться.
— Проспали сало, разини! Опять будем траву жрать. По кусочку делили, жадничали, а теперь зверям на съедение отдали. Таких дураков больше нигде не сыщешь. Заготовили, закоптили, — Шурка глотнул слюну, — и принесли, — Шурка скорчил рожу, — отдали: нате, звери, росомахи, жрите на здоровьице. Он снова лёг, накрылся телогрейкой: — Я никуда не пойду, потому что есть хочу, а есть нечего!
За время скитанья по тайге Таня заметила, что Шурка, когда есть пища, ест, в общем-то, немного и часто забывает о ней. Но если пищи нет, он начинает хныкать и постоянно твердит, что умирает от голода.
Петька сидел на камне и молчал. Во всём он обвинял себя. Вчера вместо того, чтобы спрятать мешок, зарядить капкан или хотя бы разложить сало на два мешка, решил немного передохнуть. И незаметно заснул. Чем теперь они будут питаться? В капкан летом никого не заманишь, а стрелой из самодельного лука не всякого зверя убьёшь.
Солнечные лучи освещали теперь правый край глубокого ущелья. Мелкие трещинки в стенах искрились от солнца, как весенний снег. Петька взял нож, позвал Тимку:
— Давай ущелье просмотрим. Может, туда унесла.
Они пошли, а вслед им что-то проворчал из-под телогрейки Щурка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56