Разочаровавшись в феях,Питер решил посоветоваться с птицами, но вдруг припомнил, что во время его ночевки на буке целые стаи снимались с веток и уносились прочь. Тогда он не придал этому значения, но теперь ужасная догадка осенила его: все живое его сторонится!
Бедный Питер Пэн! Он сел и залился горючими слезами. Но и теперь он ничуть не сомневался в том, что он птица. К счастью, не сомневался, ибо стоит усомниться в способности летать, как она пропадает НАВСЕГДА! Птицы могут летать лишь потому,что они, в отличие от людей, абсолютно уверены в своей летучести. А иметь веру в себя - это практически то же, что иметь крылья... Добраться до острова посреди Серпантина можно только на крыльях. Лодкам людей запрещено причаливать у его берегов, вокруг острова из воды торчат коряги, и на каждой день и ночь сидит по птице-дозорному. Конечно же, именно на остров, к старому ворону Соломону, полетел Питер Пэн по своему странному делу. Была глубокая ночь, все птицы, включая дозорных, давным-давно спали. Не спал один старый Соломон. Он внимательно выслушал историю злоключений Питера, а потом выложил ему ужасную правду. Соломон признался, что Питер... увы, не птица.
- Посмотри на свою пижаму, если ты мне не веришь, - хмуро заметил Соломон.
Питер подозрительно оглядел свою рубаху, а потом взглянул на спящих птиц. Ни одна из них не была одета подобным образом.
- Сколько когтей на твоих лапах? - с легким злорадством поинтересовался Соломон.
И Питер обнаружил, к своему ужасу, что вместо пары прекрасных лап с крепкими удобными коготками у него какие-то жалкие ручонки с возмутительно розовыми пальчиками.
- Распуши-ка свои перья, - язвительно посоветовал Соломон.
Питер попытался это сделать, но - увы - для того, чтобы распушиться, ему не хватало перьев. Тогда он, всхлипнув, поднялся и, впервые с тех пор, как стоял на подоконнике, вспомнил одну милую леди, которая была к нему так добра.
- Я полагаю, что слишком наскучил вам, сэр, и мне следует вернуться к матери? - неуверенно пробормотал Питер.
- До свидания, - безжалостно буркнул Соломон и бросил на Питера странный взгляд. Но Питер медлил.
- Что же ты не уходишь? - вежливо поинтересовался старик.
- Я полагаю, - начал Питер хрипло, - я полагаю, сэр, что еще могу немного летать?
Вы уже поняли? Он потерял веру!
- Бедный, маленький Серединка-Наполовинку! - воскликнул Соломон, который на самом деле совсем не был жестокосердным, - вот теперь ты НИКОГДА не сможешь взлететь, даже в ветреный день. Теперь тебе всегда придется жить на острове!
- Что же, я никогда не попаду даже в Кенсингтонский Сад? - огорченно спросил Питер.
- А как ты до него доберешься? - съязвил Соломон.
Однако он утешил Питера, сказав, что научит его всему, что умеют птицы. Если, конечно, такой увалень сможет чему-то научиться.
- Так, значит, я никогда не смогу быть до конца человеком? - уточнил Питер.
- Никогда.
- И птицей тоже?
- И птицей никогда.
- Кем же я тогда буду?
- Ты будешь Ни тем Ни сем, - ответствовал Соломон. Бесспорно, он не зря слыл мудрецом и философом. Все вышло именно так, как он предвещал.
Питер остался на острове. Его странный вид и привычки развлекали птиц. Непоседливые мамаши заставляли своих детей вылупляться на день раньше весьма оригинальным способом: они нашептывали сквозь скорлупу, что только сегодня есть уникальная возможность увидеть, как Питер моется (или пьет, или ест). Тысячи птиц окружали его, когда он это делал, (так мы глазеем на павлинов в саду). Они вскрикивали от удовольствия, когда Питер поднимал брошенную ему корочку руками, а не клювом, как это делают все нормальные существа. Еду Питеру добывали птицы. Они приносили ее из Сада. И, поскольку Питер не ел червяков и жуков (что, с точки зрения пернатых, было необъяснимой глупостью), птицам приходилось искать хлебные корочки.
За время жизни на острове Питер очень изменился. Нет, к сожалению, крылья, клюв и хвост у него так и не отросли, но зато теперь на нем уже не было пижамы. Дело в том, что птицы постоянно выпрашивали у Питера тряпочки для своих гнезд, а Питер не мог им отказать. Тем не менее, кое-какие остатки пижамы он припрятал по совету Соломона. Вот и пришлось Питеру щеголять в чем мама родила. Но не подумайте, пожалуйста, что от этого у него испортилось здоровье или настроение. Питер был неизменно весел и счастлив. И все потому, что Соломон открыл ему главные птичьи правила:
ВСЕГДА РАДОВАТЬ ГЛАЗ,
БЫТЬ ОТЗЫВЧИВЫМ,
НИКОГДА НЕ СИДЕТЬ СЛОЖА РУКИ,
А КОГДА ДЕЛАЕШЬ ДЕЛО, БЫТЬ УВЕРЕННЫМ,
ЧТО ОНО ПОЛЕЗНОЕ И ВАЖНОЕ.
Очень скоро Питер научился вить гнезда и делал это намного лучше, чем лесные голуби, и почти так же хорошо,как дрозды, хотя ему было далеко до зябликов. Питер быстро постиг птичьи премудрости: он мог запросто отличить западный ветер от восточного, видел, как растет трава, слышал, как жучки роют под корой деревьев свои коридоры. Но лучшее, чему Питер научился у Соломона, было ДОБРОСЕРДЕЧИЕ.
У всех птиц удивительно добрые сердца, несмотря на то, что люди временами разоряют их гнезда, забирают яйца, а самих птиц ловят и заточают в клетки.
С таким-то сердцем Питеру хотелось петь весь день напролет, как это делают птицы. Но он все же отчасти был человеком. И это сказывалось на качестве пения. Так что пришлось Питеру сделать себе дудочку из тростника. По вечерам он сидел на берегу и учил свою дудочку подражать шелесту ветра и журчанию воды.
Иногда грустные мысли залетали в голову к Питеру, и тогда его музыка тоже становилась печальной.Грустил же Питер из-за того, что никогда-никогда не попасть ему в Сад, хоть он и виден под аркой моста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21