А теперь, друзья мои, рабочий люд, - ибо я люблю это столь многими презираемое имя и горжусь им, - вы, что стелете себе жесткое ложе в поте лица своего и варите свою скудную, но честно заработанную пищу в трудах и лишениях, - скажите, кем ныне предстал перед вами этот подлый трус, когда с него сорвана личина и он показал себя во всем своем неприкрытом уродстве? Вором! Грабителем! Беглым преступником, чья голова оценена; язвой, гнойной раной на гордом звании кокстаунского рабочего! И потому, братья мои, связанные священным товариществом, которое дети ваши и еще неродившиеся дети детей ваших скрепили печатью своих невинных ручонок, я, от имени Объединенного Трибунала, неустанно пекущегося о вашем благе, неустанно ратующего за ваши права, вношу предложение: собрание постановило, что ввиду того, что кокстаунские рабочие уже торжественно отреклись от означенного в этой бумаге ткача Стивена Блекпула, его злодеяния не марают их чести и не могут бросить тень на все их сословие".
Так бушевал Слекбридж, со скрежетом зубовным и обливаясь потом. Несколько гневных голосов крикнули "нет!", десятка два поддержали энергичными "правильно!" предостерегающий голос, крикнувший: "Полегче, Слекбридж! Больно спешишь!" Но это были единицы против целой армии; собрание в полном составе приняло евангелие от Слекбриджа и наградило его троекратным "ура", когда он, пыхтя и отдуваясь, победоносно уселся на свое место.
Еще не успели рабочие и работницы, молча расходившиеся после собрания, добраться до дому, как Сесси, сидевшую подле Луизы, вызвали из комнаты.
- Кто там? - спросила Луиза, когда Сесси вернулась.
- Пришел мистер Баундерби, - отвечала Сесси, с запинкой произнося это имя, - и с ним ваш брат, мистер Том, и молодая женщина, ее зовут Рейчел, и она говорит, что вы ее знаете.
- Сесси, милая, что им нужно?
- Они хотят видеть вас. Рейчел вся заплаканная и, кажется, чем-то рассержена.
- Отец, - обратилась Луиза к бывшему в комнате мистеру Грэдграйнду, я не могу не принять их. На то есть причина, которая со временем объяснится. Попросить их сюда?
Он ответил утвердительно, Сесси вышла, чтобы пригласить посетителей войти, и тотчас воротилась вместе с ними. Том вошел последним и остался стоять возле двери, в самом темном углу комнаты.
- Миссис Баундерби, - заговорил супруг Луизы, здороваясь с ней небрежным кивком головы, - надеюсь, я не помешал? Время несколько позднее для визитов, но эта женщина сделала заявление, вынудившее меня прийти. Том Грэдграйнд, поскольку ваш сын, Том-младший, из упрямства или еще почему-либо не желает ни подтвердить, ни оспорить это заявление, я должен свести ее с вашей дочерью.
- Вы меня уже видели один раз, сударыня? - сказала Рейчел, становясь перед Луизой.
Том кашлянул.
- Вы уже видели меня, сударыня? - повторила Рейчел, так как Луиза не отвечала.
Том снова кашлянул.
- Да, видела.
Рейчел с торжеством повела глазами на мистера Баундерби и сказала:
- Не откажите, сударыня, сообщить, где вы меня видели и кто еще был при этом.
- Я была в доме, где жил Стивен Блекпул, в тот вечер, когда его уволили с работы, и там я вас видела. Он тоже был в комнате; и еще в темном углу пряталась какая-то старая женщина, но она все время молчала, и я едва разглядела ее. Со мной приходил брат.
- А почему ты этого не мог сказать, Том? - спросил Баундерби.
- Я обещал Луизе молчать. (Сестра его поспешила подтвердить эти слова.)
- А кроме того, - сердито продолжал щенок, - она так превосходно рассказывает всю историю, с такими подробностями, что чего ради я стал бы ей мешать?
- Позвольте спросить вас, сударыня, - продолжала Рейчел, - зачем вы нам на горе пришли в тот вечер к Стивену?
- Мне было жаль его, - покраснев, отвечала Луиза. - Я хотела узнать, что он будет делать, и предложить ему помощь.
- Благодарю вас, сударыня, - сказал Баундерби, - весьма польщен и обязан.
- Вы хотели дать ему кредитку? - спросила Рейчел.
- Да. Но он отказался от нее и взял только два золотых по одному фунту.
Рейчел опять бросила взгляд на мистера Баундерби.
- Ну что ж! - сказал Баундерби. - Я вынужден признать, что ваше нелепое и более чем странное сообщение оказалось сущей правдой.
- Сударыня, - продолжала Рейчел, - нынче по всему городу, и кто знает, где еще! - расклеено уведомление, в котором Стивен Блекпул назван вором. Только сейчас кончилось собрание, где тоже не постыдились оклеветать его. Это Стивен-то вор! Когда честнее его, вернее, лучше человека на свете нет! - Гнев душил ее, и, не договорив, она разрыдалась.
- Я очень, очень вам сочувствую, - сказала Луиза.
- Ах, сударыня, - отвечала Рейчел, - надеюсь, что это так, но я не знаю! Откуда мне знать, что вы могли сделать. Вы нас не знаете, вам до нас дела нет, вы для нас чужие. Я не могу сказать, зачем вы приходили в тот вечер. Может быть, вы пришли с умыслом, а что из-за этого станется с бедным человеком, вот таким, как Стивен, - вам все равно. Я тогда сказала: "Благослови вас бог за то, что пришли", и сказала от чистого сердца, потому что поверила, что вы жалеете его; а теперь - я уж и не знаю. Нет, не знаю!
Луиза ничего не ответила на это несправедливое подозрение: слишком глубока была вера Рейчел в Стивена, слишком велико ее горе.
- И как я подумаю, - сквозь рыдания продолжала Рейчел, - что бедняга так был вам благодарен за вашу доброту, да вспомню, как он прикрыл рукой лицо, чтобы никто не видел, что у него слезы на глазах... Хорошо, сударыня, ежели вы вправду его жалеете и совесть у вас чиста, - но я ничего не знаю, ничего!
- Вот это мило, - проворчал щенок, переминаясь с ноги на ногу в своем темном углу. - Являетесь сюда с какими-то намеками!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27