Но рыбка эта не живородящая.
Шоколадный гурами очень необычно охраняет икру и мальков. Но об этом будет рассказано в главе «Рыбка богини Исиды».
Вот и все про гнездо из воздуха. Осталось только понять, сознательно ли лабиринтовые ухаживают за своим потомством?
Проверим на макроподе. Осторожно отгоним самца от гнезда с икрой, подведем под него плошку и вынем из аквариума. Самец начинает метаться в поисках гнезда. Опустим в аквариум на прежнее место другое, заранее отобранное у другого самца гнездо, но без икры. А теперь в дальнем углу опустим гнездо с икрой. Казалось бы, макропод поймет, что икра в другом месте, и уйдет к ней. Нет. Он продолжает ухаживать за пустым гнездом, то есть продолжает инстинктивный акт с того момента, на котором его прервали. А икра? Может быть, из нее и выйдет часть мальков, и они поплывут по аквариуму, но самец, тщетно охраняя пустое гнездо, будет их уничтожать, как чужих.
Проделаем еще один опыт: во время «объятий» разлучим пару — уберем самца. Что предпримет самка? Половые продукты у нее настолько готовы к нересту, что она вымечет икру и без самца. Икринки, конечно, будут неоплодотворенными, мертвыми. Но самка этого не заметит. Она соберет всю икру и будет охранять ее в течение нескольких дней.
Таким образом, строительство гнезда и охрана потомства у лабиринтовых — действия не сознательные, а инстинктивные.
А каково же все-таки назначение пузырьков воздуха?
Конечно, те ученые, которые считают, что гнездо нужно для того, чтобы рассеивать прямые лучи солнца, не правы. Их точку зрения опровергла одна из лабиринтовых рыбок — макропод Дея, или, как его иначе называют за яркую окраску, полиакант-многокрас (Pseudosphronemus dayi). Эта маленькая рыбка делает гнезда только под каким-нибудь предметом: широким плавающим листом, затопленной доской, корягой, а, в аквариуме — даже под перевернутым на дне горшком. О каком же рассеивании лучей солнца может идти речь, если гнездо построено на глубине, да еще в «пещере»?
Зато вторая точка зрения, что пузырьки воздуха — это аккумулятор кислорода, имеет теперь более веские основания. В самом деле, полиакант вообще живет на дне среди коряг и в пещерках. Там он и выпускает в уголок тучи воздушных пузырьков. Что это — гнездо? Необязательно. Представим себе на миг, что у поверхности водоема лабиринтовых рыбок ждет враг. Что делать? Мы знаем, что без доступа к воздуху рыбки рано или поздно погибнут. И вот они вынуждены устремляться наверх, навстречу гибели, потому что внизу их тоже ждет смерть от удушья.
Иное дело полиакант. У него нет надобности мчаться к поверхности — запас постоянно обновляемых пузырьков у него есть «дома». А если пещерка с пузырьками на мелком месте -почему и не сделать здесь гнездо? Глубокой воды малек не перенесет, его вода раздавит, а на мелководье не все ли равно, где гнездо — под листом у поверхности или под доской. Вот почему неверно утверждение, что лабиринтовые рыбы строят гнезда на поверхности воды для рассеивания солнечных лучей. Но и ограничить роль гнезда только тем, что оно улучшает газовый режим, тоже нельзя. В гнезде из пены создается особая среда, благоприятная для развития икры и личинок рыб.
Коррида… в воде
Дон Мигель скучал. Нет, в целом он был очень доволен экспедицией. Самые невероятные жуки оказались в его коллекции. Он уже заранее предчувствовал, какой фурор произведет его коллекция, когда, возвратившись из поездки в Индию и Сиам, он покажет ее ученым Мадрида. Да что Мадрид! Такое можно было бы выставить даже в Париже.
Но стоило дону Мигелю наколоть на пробку последнего пойманного за день жучка и отвлечься от своих занятий, как он уже не знал, куда себя девать. Он не мог бродить по игрушечным улицам Бангкока, его не влекли таинственные звуки местной музыки и экзотический восточный базар.
В памяти возникали картины родной Испании, шумная Барселона, узкие улочки средневекового Толедо, кафе Мадрида. И жаркая сухая солнечная погода. Сухая, черт побери, а не эта парилка, где нормальный человек обливается потом и стонет от душных влажных испарений.
— И потом я люблю азарт, игру, веселье, — говорил он компаньону по экспедиции, педантичному уравновешенному ихтиологу немцу Вернкопфу. — Нельзя же так с головой уходить в своих рыб, как это делаешь ты. Человеку нужны развлечения, шумные, волнующие зрелища. Эх, если бы можно было попасть сейчас на корриду…
— Я никогда не был на корриде, — признавался, улыбаясь, Вернкопф. — И тем не менее, как видишь, живу, не умираю.
— Ты просто не понимаешь, что говоришь, — возмущался дон Мигель. — Нормальный человек не может жить без корриды!
И дон Мигель, отказываясь идти в город, мрачно ложился с трубкой на кушетку.
Однажды Вернкопф, обычно тихий и спокойный, пулей влетел в комнату.
— Мигель, — закричал он, — хочешь увидеть корриду? Это самое азартное, самое невероятное зрелище!
— Коррида в Сиаме? — усмехнулся дон Мигель. — Да у тебя жар, мой друг.
— К черту жар, — гремел ихтиолог. — Одевайся, скептик, я покажу тебе такое… По улице они почти бежали.
— Да подожди ты, — говорил дон Мигель, — какая может быть в Сиаме коррида? И тореро есть, и быки?
— Нет тореро, — отвечал Вернкопф. — И быков тоже нет. Зато азарта больше, чем на твоей корриде.
Дон Мигель ничего не мог понять. Они подбежали к большому низкому зданию и, протиснувшись сквозь толпящихся у входа людей, вошли внутрь.
— Иди сюда, — потянул Вернкопф товарища в сторону.
— Что это, выставка рыб? — разочарованно протянул дон Мигель.
Вдоль стены узкого длинного зала стояла целая вереница одинаковых банок, в каждой из которых плавала одна рыбка, отличавшаяся от других только окраской и величиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90