Наконец, Хушанг величественно и важно, словно Джамшид, воссел на падишахский трон, снял замки с сокровищниц и превратил в богачей всех обитателей земли, раздавая направо и налево золото и драгоценные каменья. Чаша ходила по кругу, словно взоры красавицы, кокетливо взирающей окрест, а радостные мелодии услаждали слух, словно пение горлинки. Веселие кипело в каждом уголке, словно вино в хуме, мелодии оседлали кобылки лютен и своими пленительными напевами похищали разум. Если бы самой скорби вздумалось пройтись по тому пиршественному собранию, она превратилась бы в великую радость.
Прослышав о том, что Хушанг полон самообольщения и самообмана и ни о чем не ведает, заткнув ватой уши разума, Царевич не стал терять даром времени, вознес молитвы творцу. поднял знамя упования на бога, воссел на тот самый трон и усадил перед собой четверых друзей, которые были четырьмя опорами его счастья, четырьмя первостихиями его существования. По воле единого бога трон, который был птицей Хумай на небе счастья, взлетел ввысь, словно престол Сулеймана. В тот момент, когда машшате проворнее ветра принялись убирать и украшать лицо и кудри Мехр-бану усадив это солнце неги и кокетства, одев венки из роз, жемчужные ожерелья ей на шею, покрыв ее ладони и кисти краской алой, словно морская звезда, когда та старуха, которая обманула Мехр-бану, плясала перед ней, как обезьяна, притоптывая ногой и распевая свадебные песни, трон опустился самой кельи. Служанки и стражники при виде такого чуда в страхе рассыпались, словно звезды на небе, а погрузились в море изумления и не могли вымолвить ни слова, будто истуканы.
Мехр-бану, увидев лучезарный лик царевича, вскочила с места быстрее ветра, схватила за руку ту старуху, которая зажгла костер бедствия, и взошла на трон. Старуха вопила и плакала, но ей ничто не помогло, и трон, словно быстрокрылая птица, вознесся на нижнее небо, над которым покоится небо верхнее. Престол пролетел над дворцом проклятого Хушанга, который сидел, дожидаясь свидания с Мехр-бану, раскрыв, словно фисташка, рот в улыбке от предвкушения близости с ней, а желания в нем распустились, словно бутоны на лужайке. Пировавшие были поражены пролетавшим троном, и тут сын везира отрубил старой ведьме голову и бросил ее вниз. Окровавленная голова угодила в лицо Хушанга, и он свалился с трона прямо на середину пиршественного стола. Часть пировавших тотчас обратилась в бегство, полагая, что с неба снизошла великая беда, другая -покинула пиршественные столы и разбежалась по углам, недоумевая, что может означать такое чудо. Хушанг же совсем растерялся, объятый ужасом. И тут во дворец явились напуганные и взволнованные сторожа Мехр-бану и, призывая на помощь, рассказали о том, что случилось.
— Пять дервишей в рубищах, — говорили они, — спустились с неба около кельи, усадили на трон Мехр-бану с твоей преданной старой служанкой и вновь поднялись на небо. Все это было молниеносно и произошло в мгновение ока, так что мы даже не догадались, в чем дело, и поняли что к чему только после того, когда все уже было позади.
Хушанг при этих словах от ярости словно потерял рассудок и приказал пушкарям и стрелкам немедленно сбить престол царевича ядрами и бомбами. Но престол мчался как вихрь, как вылетевшая из лука судьбы стрела, все усилия стрелков пошли прахом, и они, наконец, остановились остолбеневшие, кусая пальцы от отчаяния. Пир Хушанга обернулся поминками, вместо веселых мелодий поднялись вопли и крики, вместо вина в чаше закипели слезы в глазах Хушанга.
Царевич же вернулся в родной дом с победой и удачей и озарил Фатан светом, словно лучезарное солнце. Он одарил своих спутников по их заслугам, дал каждому в удел хорошее владение, а потом отпустил всех.
Рассказ о том, как Бахрам спустился в колодец бедствий, словно Харут в колодец вавилонский из-за любви к Зухре, подобной луне
Сладкоречивые попугаи из сада рассказов повествуют о такой истории в этом древнем мире. В области Гиланё, которая является одной из самых обширных областей Хиндустана, на престоле сидел справедливейший правитель. Он срубал ветви несправедливости мечом правосудия, был милостив к подданным и воинам, приветлив со знатными и простыми. У него был сын красивой наружности по имени Бахрам. Бахрам получил образование у искусных учителей. Вместе с ним в одной школе училась дочь везира Зухра. Освободившись от уроков, они, как и все дети, играли вместе, так что привыкли и привязались друг к другу. В конце концов это привело к тому, что они полюбили друг друга крепко.
Прошло некоторое время, солнце любви выглянуло и заиграло лучами, так что со взоров людей упала пелена, прикрывавшая до тех пор их чувства, и эта любовь, согласно выражению «мускус и любовь невозможно сокрыть», вскоре стала видна всем, как заглавный лист книги. До вступления Бахрама и Зухры в совершеннолетие они были избавлены от сплетен и молвы. Но когда кончилась пора детской невинности и они достигли того возраста, когда должны были подчиняться всяким предписаниям, со всех сторон налетели посредники и открыли врата наставлений и назиданий. Но, поскольку их шеи с самого детства были связаны нитью любви чаща привязанности кипела в их сердцах, они не прислувались к советам и увещеваниям. Поневоле им пришлось сносить упреки, так что в скором времени от людской молвы поднялась затихшая было смута, а нить любви с каждым днем стала затягиваться все прочнее, словно косы красавицы.
Везир, слыша слова, которые бросали тень на его честь сокрыл Зухру за завесой, словно жемчужину в раковине, и запретил ей ходить в школу, которая на самом деле была лечебницей для пораженных недугом любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135