Но язык - это и есть мысль. Мысль в форме
информации; эта форма и есть язык. Форма этого языка... поразительна.
- Что же тебя поражает?
- Моки, когда вы изучаете другой язык, вы узнаете, как другой народ
видит мир, вселенную.
Он кивнул.
- А когда я вглядываюсь в этот язык, я вижу... слишком много.
- Звучит очень поэтично.
Она засмеялась.
- Вы всегда скажете что-нибудь такое, чтобы вернуть меня на землю.
- Но я делаю это нечасто. Хорошие поэты обычно практичны и ненавидят
мистицизм.
- Только поэзия, которая пытается затронуть реальное, настоящая
поэзия.
- Конечно. Но я все еще не понимаю. Как ты предполагаешь решить
загадку Вавилона-17?
- Вы на самом деле хотите это знать? - она дотронулась до его колена.
- Я возьму космический корабль, наберу экипаж и отправлюсь к месту
следующего случая.
- Да, верно, у тебя есть удостоверение капитана межзвездной службы.
Ты в состоянии взять корабль?
- Правительство субсидирует экспедицию.
- О, отлично. Но зачем?
- Я знаю с полдюжины языков захватчиков, и Вавилон-17 не из их числа.
Это не язык Союза. Я хочу узнать, кто говорит на этом языке, кто или что
во вселенной мыслит таким образом. Как вы думаете, я смогу, Моки?
- Выпей кофе, - он протянул руку назад и вновь послал ей кофейник. -
Это хороший вопрос. Нужно о многом подумать. Ты не самый стабильный
человек во вселенной. Набор и руководство экипажем требует особого
психологического склада - у тебя он есть. Твои документы, как я помню, -
это результат твоего странного брака... хм, несколько лет назад. Но тогда
ты руководила автоматическим экипажем. Теперь ты будешь руководить
транспортниками?
Она кивнула.
- Я больше имею дело с таможенниками. И ты тоже более или менее к ним
относишься.
- Мои родители были транспортниками. Я сама была транспортником до
запрета.
- Верно. Допустим, я скажу: "Да, ты это сможешь сделать"?
- Я поблагодарю тебя и улечу завтра.
- А если я скажу, что мне нужно с неделю проверять твои психоиндексы,
ты же в это время должна будешь жить у меня, никуда не выходить, ничего не
печатать, избегать всяких приемов?
- Я поблагодарю. И улечу завтра.
Он нахмурился.
- Тогда зачем ты побеспокоила меня?
- Потому что, - она пожала плечами, - потому что завтра я буду
дьявольски занята и... у меня не будет времени попрощаться с вами.
- Ага, - его напряженное хмурое выражение сменилось улыбкой.
И он вновь подумал о майне-птице.
Ридра, тоненькая тринадцатилетняя девочка, застенчивая, прорвалась
сквозь тройные двери рабочей оранжереи с новой вещью, называемой смехом, и
открыла, как производить его ртом. И он был по-отцовски горд, что этот
полутруп, отданный под его опеку шесть месяцев назад, вновь стала девочкой
с по-мальчишески остриженными волосами, с дурными настроениями и вспышками
раздражения, с вопросами, с заботами о двух гинейских свиньях, которых она
называла Ламп и Лампкин. Ветерок от кондиционера пошевелил кустарники у
стены, и солнце просвечивало сквозь прозрачную крышу. Она спросила:
- Что это, Моки?
И он улыбаясь ей, испятнанный солнцем, в белых шортах, сказал:
- Это майна-птица. Она будет говорить с тобой. Скажи ей:
"Здравствуй".
В черном глазу сверкала булавочная головка живого света. Перья
сверкали, а из иголочного клюва высунулся тоненький язычок.
Птица наклонила голову, когда девочка прошептала: "Здравствуй!"
Доктор Тиварба две недели учил птицу при помощи свежевыкопанных
земляных червей, чтобы удивить девочку. Птица проговорила: "Здравствуй,
Ридра, какой хороший день, как я счастлива".
Крик.
Полная неожиданность.
Вначале он подумал, что она начинает смеяться. Но лицо ее исказилось,
она начала почему-то колотить руками, зашаталась, упала. Крик разрывал ее
легкие. Он побежал, чтобы подхватить ее, а птица, перекрикивая ее
истерические рыдания, повторяла: "Какой хороший день, как я счастлива".
Он наблюдал и раньше у нее припадки, но этот был потрясающим. Когда
позже он смог поговорить с ней об этом, она, побледневшая, с напряженными
губами, просто сказала: "Птица испугала меня".
А спустя три дня проклятая птица вырвалась, полетела и запуталась в
антенной сети, которую они с Ридрой натянули для ее любительских
радиоперехватов: она слушала гиперстатические передачи транспортных
кораблей в этом рукаве Галактики. Крыло и лапа попали в горячую линию, так
что искры были видны даже в солнечном свете. "Нужно достать ее оттуда!" -
закричала Ридра. Но когда она взглянула на птицу, то даже под загаром
стало заметно, что она побледнела. "Я позабочусь об этом, милая, - сказал
он. - Ты просто забудь о ней". "Если она еще несколько раз ударится о
линию, она погибнет".
Но он уже пошел внутрь за лестницей. А выйдя, остановился. На четыре
пятых она уже вскарабкалась по проволочным вантам на дерево, закрывающее
угол дома. Спустя пятнадцать секунд, она уже протягивала руку к перьям
птицы, отдернула и снова протянула. Он знал, что она чертовски боится
горячей линии, она сама коснулась ее. Полетели искры, но она собралась с
духом и схватила птицу. Спустя минуту, она была уже во дворе, держа на
вытянутых руках измятую птицу. Лицо ее казалось вымазанным известью.
- Возьмите ее, Моки, - сказала она чуть слышно дрожащими губами, -
прежде, чем она что-нибудь скажет, и у меня снова начнется припадок.
И вот теперь, тринадцать лет спустя, кто-то другой говорил с ней, и
она сказала, что боится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9