Не водку же ему дарить, в самом деле!— Кстати, что вы делаете завтра, мадам? — вместо традиционных изъявлений благодарности спросил меня Анри. — Если у вас есть немного времени, я мог бы показать вам Париж.Здравствуйте! А я-то собиралась избавиться от парика и очков. Оказывается, в них-то я и неотразима: не помню, чтобы в Москве, где я ходила в своем натуральном виде, кто-то пытался назначить мне свидание. Во всяком случае, последние пять лет.— Завтра? Да ничего особенного… У нас экскурсия на Эйфелеву башню, но я боюсь высоты и…Я осеклась на полуслове. Получалось — вроде бы изыскиваю повод для встречи. А между тем, как я с запозданием сообразила, сие предложение могло быть чистой формальностью, обычным проявлением вежливости. Французы — они такие.— Прекрасно! — с энтузиазмом откликнулся Анри. — Значит, я заеду за вами в гостиницу. Только… приходите, если можно, без парика. Так вы мне нравитесь больше.Я вытаращила глаза. Мужик видит меня в первый раз в жизни, а я, оказывается, ему уже когда-то понравилась. Интересно, кто из нас сошел с ума?Анри достал из ящика стола фотографию. На ней были запечатлены мы с Аськой у нее на дне рождения год тому назад. Как и на всех снимках, сделанных «Полароидом», глаза у нас были красные, как у вампиров, но в принципе изображение можно было считать даже удачным.— Должен же я был как-то узнать Асю, — пояснил мне Анри. — Так мы договорились?Я вышла из музея в некотором смятении и, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, присела за столик в ближайшем кафе. В порядке исключения вместо кофе заказала мартини и принялась размышлять.Поручение я выполнила. Ручка лежит у меня в сумочке, флакончик духов прелестен, на запах — наплевать, какой бы он ни был, все равно при случае кому-нибудь подарю. Я — жуткий консерватор: выбрала много лет тому назад «Клима» и сохраняю ему верность, хотя в последнее время это становится все более накладным. Впрочем, любые другие приличные духи обошлись бы не дешевле.А вот пудреница… Она с первого взгляда мне ужасно понравилась, и чем больше я ее рассматривала, тем сильнее восхищалась. Вещица была безупречной: даже то, что у лилии на орнаменте один из зубчиков был с небольшим изломом, ее не портило. Словом, сувениры мне понравились. И я стала думать о предстоящем свидании.Особых сомнений у меня не было: Анри вызвал у меня симпатию, а от прогулки по Парижу в его обществе у меня ничего не отвалится. К тому же не исключено, что это последнее романтическое свидание в моей жизни. Муж? Муж далеко, и вряд ли у меня возникнет желание проинформировать его об этой части моей поездки. Такой, в сущности, незначительной…За соседним столиком кто-то громко брякнул ложечкой о чашку, и это заставило меня оторваться от размышлений. Я подняла глаза и увидела… ту самую бабу, которая так не понравилась мне в музее. Она жадными глазами разглядывала пудреницу, которую я не удосужилась убрать в сумку. Поганка какая! Терлась около меня в музее, чуть не увязалась за мной к Анри, а теперь еще пялится на подарок. Завидует небось, что самой такого не досталось. Я сунула пудреницу в сумку и с вызовом уставилась на бабу: что, съела? Глупее, конечно, вести себя было невозможно, но, по-видимому, воздух Парижа сыграл со мной злую шутку, начисто лишив осторожности и чувства меры. Знать бы где упадешь…Баба вроде бы потеряла ко мне интерес, отвернулась и стала приводить в порядок свою прическу — надо сказать, довольно невзрачную. И тут меня пронзила страшная мысль: я собиралась идти на свидание без парика, а как выглядят мои собственные волосы? Разумеется, я не сообразила взять с собой фен. Придется либо идти в парикмахерскую и выкладывать франки, либо… не ходить на свидание вообще. Невелик выбор… Глава 3О ПОЛЬЗЕ НЕКОТОРЫХ СТРАХОВ Конечно, прическа — по московским меркам — обошлась мне в целое состояние, но дело того стоило. Впервые в жизни из той скудной растительности, которую я иногда в шутку называю волосами, на моей голове появилось что-то пристойное. Справедливости ради скажу, что красавицу из меня не удалось сделать даже парижским куаферам. Но и без этого, когда я явилась на ужин, держа голову точно хрустальный сосуд и благоухая лаком, вся наша группа — напомню, почти полностью женская — пришла в безумный восторг, смешанный с ужасом.Ужасались, разумеется, той сумме, которую я не пожалела на такое дело, но восторгались мною. И это всеобщее восхищение до такой степени меня размагнитило, что я совершила абсолютно несвойственный мне поступок: дала посторонней, в общем-то, женщине поносить принадлежащую мне вещь. Точнее, тот самый роскошный белокурый парик, который успел мне до чертиков надоесть за время нашего с ним вынужденного совместного сосуществования.Произошло это вот как. Поохав и поахав насчет моей роскошной прически, одна из дам обратилась ко мне с совершенно неожиданным текстом:— Милочка, а не можете ли вы оказать мне небольшую услугу?Я, грешным делом, решила, что речь идет о сопровождении ее в магазин в качестве личного переводчика. Хотя, вот провалиться мне на этом месте, не помню, чтобы афишировала перед кем-нибудь свое знание языка. Впрочем, в том эйфорическом состоянии, в котором я пребывала последние дни, вполне могла утратить бдительность. Так что на всякий случай насторожилась:— А чем, собственно, я могу быть вам полезна?Прозвучало отнюдь не любезно, несмотря на некоторую изысканность формулировки, но дама, похоже, не обратила на это внимания.— Понимаете, завтра мы с подругой идем в варьете. Уже сдали деньги — по пятьсот франков, — и вдруг я сообразила, что с такой прической, как у меня сейчас, не то что в кабаре — в универмаг идти стыдно…— Вы хотите, чтобы я дала вам адрес парикмахерской?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24