"Свидание, надо полагать, отменяется, - со свойственным мне оптимизмом подумала я. - Что и требовалось доказать".
Но, сняв трубку, я поняла, что не только ошиблась, но вообще поступила крайне опрометчиво. Звонил... ну, конечно же, Севочка, про которого я, если честно, и думать забыла. Он остался где-то там, в совершенно другой жизни, и интересовал меня ненамного больше прошлогоднего снега. Прошу прощения за банальность.
- Пришла в себя? - ледяным тоном поинтересовался он.
- То есть? - оторопела я.
Первой и последней посетившей меня в эту минуту мыслью было то, что он каким-то образом узнал о том, как я провела минувшие вечер и ночь. Непринужденно же беседовать с ним как-то не хотелось. А принужденно - тем более, до любых разговоров на подобные темы я явно ещё не доросла.
- Что - то есть? Я русским языком спрашиваю: пришла в себя? Нагулялась? Могу принять обратно с испытательным сроком. В первый раз прощается.
- А если будет второй? - как можно более мягко поинтересовалась я. Тогда что?
Из трубки донеслись какие-то булькающие звуки, похоже, Белоконь в полном смысле слова захлебнулся от негодования. И я его понимала, но извиняться, а тем более кардинально менять разговор не собиралась. Да и вообще не собиралась с ним долго беседовать, если честно.
- Ты совершенно обнаглела! - мой экс-жених сумел наконец произнести связную фразу.
- Ага! - охотно согласилась я. - Почему бы тебе по этому поводу не послать меня далеко и надолго? Я знаю как минимум десять кандидаток на мое вакантное место. Спорим, ты знаешь больше?
- Да ты ревнуешь! - с радостным облегчением завопил Белоконь. - Как я сразу не допер?! Слушай, рыжая, клянусь, кроме тебя, у меня никого не было и не будет. Если, конечно, ты не...
Мне вдруг стало нестерпимо скучно.
- Врешь ты все, - скучным голосом отозвалась я. - И даже не как сивый мерин, а вот именно как настоящий Белоконь. Были у тебя другие женщины, есть и будут. Что выросло, то выросло, точнее, что удобряли... Не ревную я тебя и никогда не ревновала, больше мне делать нечего. Уж лучше сразу удавиться или застрелиться из кривого ружья.
- Как это - не ревнуешь? Когда любят, всегда ревнуют. Постой-постой, а почему из кривого?
- Так это когда любят... И вообще, откуда ты нахватался таких старомодных словечек? Любит - не любит. Сам говорил, что это все литература, а в жизни гораздо проще.
- Мало ли что я тебе говорил.
- Вот тут ты прав, - устало вздохнула я. - Говорил ты много, но обычно не по делу. Все, Белоконь, мы с тобой разошлись, как в море корабли. И больше мне тебе сказать нечего. Да и времени нет.
- Чем, интересно, ты так занята?
- Делами, солнце мое, делами. Я работаю, ты не забыл? Ну, все, сеанс связи закончен. И не звони мне больше, ладно? Не унижайся.
- И не подумаю!
- Что именно, звонить или унижаться? Кстати, именно из кривого ружья мне и нужно стрелять, чтобы не промахнуться. Моя меткость тебе известна.
- Стерва! - с каким-то мазохистским сладострастием выдохнула трубка, и из неё понеслись короткие гудки отбоя.
Ну, понятное дело, кто бы спорил? Говори мужику правду в глаза - или хотя бы в ухо, по телефону, - и почетное звание стервы гарантировано автоматом. А вот если только мурлыкать приятности, то ещё кое-как можно сойти за порядочную девушку. Надоело мне это - сил нет. Три года, прожитых под одной крышей с Белоконем, хоть кого заставят остервениться. И зачем теперь звонит? Ведь наверняка не страдает от одиночества. Единственное объяснение: готовлю я все-таки лучше большинства девушек. И квартиру убираю тщательнее. И с дурацкими вопросами типа "Куда идешь?" и "Когда вернешься?" не пристаю. Не так мало, кстати, если вдуматься. А вот с огнестрельным оружием...
Вообще-то и с ним, и со стрельбой у меня всегда была напряженка. В тире из пневматической винтовки у меня получалось совсем недурно, особенно если я предварительно зажмуривалась. Но когда нас всех скопом повезли на полигон, выдали по револьверу и предложили "поразить неподвижные мишени", я несколько минут добросовестно пыталась нажать на курок. Безрезультатно сил не хватало. Тогда я повернулась к начальнику военной кафедры, стоявшему как раз позади меня, и довольно-таки кокетливо пожаловалась:
- Товарищ полковник, не стреляет!
Моментально передо мной не оказалось ни полковника, ни сопровождавших его офицеров. В жизни не видела, чтобы люди так стремительно принимали горизонтальное положение. И, лежа на животе в осенней грязи, несчастный полковник прохрипел:
- Дура, положи пистолет на землю и отойди от него подальше!
Зачет по военной подготовке мне тогда все-таки поставили: видно, побоялись ещё раз привозить на полигон. Сильное же впечатление от пережитого так и осталось на всю жизнь, причем думаю не только у меня.
В этот момент раздался звонок в дверь. Я успела только подумать, что из-за вредного Белоконя так и не успела хоть чуть-чуть подкраситься, а ноги уже сами несли меня из кухни в коридор. Распахнула дверь - и обмерла: такого букета я никогда в своей жизни не видела. А уж в собственной квартире - тем более. В нем было никак не меньше дюжины роскошных, ярко-красных гвоздик, букет обрамляла красивая бумага с бантиками.
Все это великолепие держал в руках Владимир Николаевич и с интересом наблюдал за моей реакцией, то есть я так предполагаю, что с интересом, потому что глаза его были опять надежно закрыты темными очками, а по выражению остального лица догадаться о каких-либо эмоциях было, мягко говоря, проблематично.
- Господи, Боже ты мой, - только и смогла я из себя выдавить.
Как говаривала в таких случаях моя бабушка: умереть, уснуть и проснуться, рыдая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86