подняться в квартиру Веры и дожидаться там ее возвращения. Попутно попытаться выяснить, что произошло и происходит, хотя бы с помощью телефона. Ох, Вера, Вера, не живется тебе спокойно! И мне покоя не даешь...
Я запер машину, предварительно еще раз запросив сводку по городу просто на всякий случай. К счастью, ничего, что могло бы меня заинтересовать, пока не произошло. По крайней мере не обнаружено женских трупов, не влетела в аварию "Волга" марки "ГАЗ-24"...
На лестничной площадке постоял несколько минут, прислушиваясь, что происходит в квартире. Тишина абсолютная. И все-таки показалось, что там кто-то есть. Странно, правда, что чувство опасности во мне немного ослабло. Не совсем ушло, а как-то притупилось. Кто бы там ни был - по ту сторону двери, он (или она) сам по себе серьезной угрозы не представлял. Для меня, во всяком случае.
Ключи у меня с собой были. Вера вечно их теряет или забывает где-нибудь. Поэтому, когда примерно четыре раза в году помогаю врезать новый замок, то непременно делаю для себя три дубликата - на всякий случай. Когда мой запас кончается, замок вышибается и ставится новый. Последний раз это произошло меньше месяца назад, так что весь НЗ мы еще не успели израсходовать.
Решил нажать кнопку звонка. Черт его знает почему. Скорее всего хотел убедиться в своей излишней мнительности. Или, наоборот, выманить поближе к входной двери того, кто мог быть в квартире, или подтолкнуть его на какие-то действия. У нас с Верой давным-давно заведено: два длинных, три коротких. Что-то вроде пароля-приветствия. Выудили из какого-то иностранного фильма про шпионов еще в институтские годы, и нам это тогда страшно нравилось. А потом - привыкли. Так до сих пор друг другу в дверь и звоним: "та-а, та-а, та-та-та".
Не знаю, чего, собственно говоря, я ждал. Но вовсе не того, что произошло. Послышались какие-то шаркающие шаги, неумелые руки завозились с замком, дверь резко распахнулась. Я увидел высокую и худую фигуру мужчины, который тоже ожидал явно не меня. Фигура слабо ахнула и как-то нелепо взмахнула рукой. Показалось, что блеснуло лезвие, и я пустил в ход газовый баллончик...
Минут через двадцать мой "крестник" со стоном заворочался на диване, куда я его предусмотрительно перетащил после беглого обыска. На преступника, тем более на крутого мафиози, он явно не тянул. Он открыл глаза, с ужасом покосился на кухонный ножик, лежавший на столе, и очень по-детски спросил меня:
- Вы кто?
- Павел, - ответил я, отнюдь не расположенный к дальнейшим откровениям. Как ни странно, даже этого оказалось достаточно, чтобы он побледнел еще больше и с ужасом прошептал:
- Вера говорила, вы будете сердиться...
Вера говорила! Совершенно правильно. Мне оставалось только узнать, что она затеяла на сей раз, чтобы рассвирепеть всерьез. И не только на нее, кстати, но и на этого безымянного типа, мало того что обнаруженного в ее квартире, так еще и со сквозным огнестрельным ранением. Уж ран я за свою биографию навидался - не счесть, тип определяю сразу, что твой доктор.
Глава 4
ИННОКЕНТИЙ УВАРОВ
Если я каким-то чудом останусь в живых после всей этой заварухи, никогда больше не полезу не в свое дело. Даже если мы с Петенькой будем умирать от голода. Уж лучше от голода, чем от пули или от страха.
Конечно, можно во всем обвинить Ларочку. Это проще всего, и об этом баба Катя мне твердит сто раз на дню. Но мне-то кажется, она невзлюбила мою бывшую жену просто из-за ревности. Пять лет после маминой смерти мы с бабой Катей жили вдвоем, она обо мне заботилась, никто мне не был нужен. И вдруг - Лариса. Впрочем, то же самое было бы с любой другой женщиной: характер у Катерины Павловны сложный. Пять лет лагерей, десять - жизни на Кольском полуострове, потом двадцать с лишним хоть и в Москве, зато с профессиональным алкоголиком в качестве мужа.
В лагерь баба Катя угодила по обыкновенной глупости: четырнадцатилетней девчонкой опоздала на работу. Проспала. Нам такое себе представить дико, а тогда в порядке вещей: прогул - пять лет тюрьмы. С последующим поражением в правах. Хорошо жили, а главное - весело.
Потом, когда супруг два раза в месяц - в аванс и в получку - лупил ее смертным боем, моя мама пыталась вмешаться: "Катюша, он же тебя убьет, как ты можешь терпеть?" Баба Катя только усмехалась: "Охрана в лагере не убила, а у благоверного кишка тонка. Да и два раза в месяц - не каждый день. Ништо, выживу. Суку палкой не убьешь". Действительно выжила, и мужа схоронила, и маму мою в последний путь проводила. Характер, конечно, испортился, но если бы не баба Катя, не знаю, как бы я с Петенькой управился.
А Ларочка вовсе не плохой человек была - легкий. Любила жить легко: чтобы цветы, шампанское, красивые платья. И я не осуждаю ее, наоборот. Разлюбила - и ушла, честно, не обманывая. Спасибо, что Петеньку мне оставила: она молодая, если захочет, родит еще, а у меня, кроме сына, никого больше не будет. Однолюб я, наверное. А если честно, то женщин побаиваюсь: если бы она тогда, в парке, не закричала: "Помогите!" - я бы к такой красавице близко не подошел. На кой я ей сдался?
Конечно, когда она ушла, мне было тяжело. Но ведь сын у меня остался, работа. И если бы не все эти дурацкие нововведения: конверсия, вхождение в рынок, то-се, моей зарплаты бы на все хватало, и жили бы мы с Петенькой припеваючи. Но если шестьдесят тысяч в месяц, да и те не платят - денег нет, а на молоко и хлеб в день около тысячи нужно выложить, поневоле задумаешься, как дальше жить. За мои самодельные будильники-таймеры да транзисторы много не давали, а на что-то более серьезное ни времени, ни сил не было. И так ради пяти-семи тысяч нужно было весь день на Тишинке простоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32