Англичане называют это лимерик.— Да, я вижу.— Он об Уинстоне Черчилле. Он якобы даже сам написал этот лимерик. Я услышал его в самолете, когда летел из Парижа, и он мне так понравился, что я записал его.Мартин Бек ничего не говорил. Он внимательно смотрел на стишок. Бумага в этом месте казалась чуть светлее и там стояло несколько маленьких зеленых точек, которым там неоткуда было взяться. Это мог, например, быть оттиск штампа с другой, предыдущей, страницы, однако там никакого штампа не было. Стенстрёму следовало бы обратить на это внимание.— Если бы вы вышли из самолета в Копенгагене и поплыли в Швецию на пароме, вам не пришлось бы прилагать такие усилия.— Я вас не понимаю.Зазвонил телефон. Гюннарссон поднял трубку. В комнату вошел Колльберг.— Это вас, — сказал Гюннарссон.Колльберг взял трубку, несколько секунд слушал, а потом сказал:— Ага. Принимайся за это. Да, только подожди нас там. Мы скоро приедем. Он положил трубку.— Это Стенстрём. Пожарные сожгли дом в понедельник.— Наши люди осматривают пожарище в Хагалунде, — сказал Мартин Бек.— Ну так как? — спросил Колльберг.— Я по-прежнему не понимаю вас.Он смотрел все так же уверенно и открыто. Несколько мгновений было тихо, потом Мартин Бек пожал плечами и сказал:— Идите оденьтесь.Гюннарссон, не говоря ни слова, направился к двери к спальню. Колльберг последовал за ним.Мартин Бек остался сидеть. Он снова посмотрел на фотографию. И хотя, казалось, ему должно было быть совершенно безразлично, он почему-то расстроился оттого, что у этого дела такой конец. Он нащупал твердую почву под ногами, как только просмотрел паспорт, но идея с пожарищем была чистейшей догадкой и могла с полным успехом оказаться ошибочной. Конечно, придется попотеть, чтобы объяснить все это дело, особенно, если Гюннарссон и дальше сумеет сохранять такую уверенность. Однако не это было главной причиной, по которой он так расстроился.Гюннарссон вернулся через пять минут, на нем был серый джемпер и коричневые брюки. Он взглянул на часы и сказал:— Что ж, можем ехать. Ко мне вскоре должен прийти гость, и я был бы вам благодарен…Он улыбнулся и не закончил фразу. Мартин Бек остался сидеть.— Мы вовсе не спешим, — сказал он.Колльберг вернулся из спальни.— Брюки и синий блейзер висят в шкафу, — сказал он.Мартин Бек кивнул. Гюннарссон ходил взад-вперед по комнате. Его движения уже стали более нервными, но лицо по-прежнему выражало невозмутимое спокойствие.— Может, все это будет не таким страшным, как кажется, — сказал Колльберг. — Вам не стоит так опускать руки.Мартин Бек быстро посмотрел на своего коллегу и снова перевел взгляд на Гюннарссона. Колльберг, естественно, был прав. Этот человек уже полностью капитулировал. Он знает, что проиграл, и знал это уже в тот момент, когда они вошли в квартиру. Очевидно, он был уверен в поражении и надел на себя какой-то панцирь. Он вовсе не такой уж неуязвимый. И все же предстояло очень неприятное дело.Мартин Бек сидел на плетеном стуле и ждал. Колльберг тихо и неподвижно стоял в дверях спальни. Гюннарссон остановился в центре комнаты. Он снова взглянул на часы, но ничего не сказал.Прошла минута. Две. Три. Он снова взглянул на часы. Было видно, что ему мешает это чисто рефлекторное движение. Уже спустя две минуты он снова взглянул на часы, но на этот раз попытался замаскировать маневр и провел по лицу тыльной стороной левой ладони и при этом покосился на запястье. Где-то внизу на улице хлопнула дверца автомобиля.Он открыл рот и хотел что-то сказать. Это было только одно слово.— Если…Он сразу пожалел об этом, сделал несколько быстрых шагов к телефону и сказал:— Извините, мне нужно позвонить.Мартин Бек кивнул и внимательно смотрел на телефон. 018. Код Упсалы. Все сходится. Шесть цифр. После третьего гудка трубку подняли.— Добрый день. Это Оке. Анна-Луиза уже уехала? Ага. Когда приблизительно?Мартину Беку казалось, что он слышит, как женский голос говорит: «Четверть часа назад».— Ага. Спасибо. До свидания.Гюннарссон положил трубку, взглянул на часы и медленно произнес:— Ну так как, отправимся в путь?Никто не ответил. Прошли долгие десять минут. Потом Мартин Бек сказал:— Сядьте.Мужчина нерешительно подчинился. Хотя он старался сидеть спокойно, стул скрипел. Когда он через минуту снова взглянул на часы, Мартин Бек заметил, что у него дрожат руки.Колльберг зевнул, чересчур открыто, возможно, из-за того, что нервничал. Трудно сказать почему. Когда прошло еще две минуты, мужчина по фамилии Гюннарссон сказал:— Чего мы ждем?Впервые в его голосе появились признаки неуверенности.Мартин Бек смотрел на него, ничего не говорил и размышлял над тем, что бы произошло, если бы мужчина напротив него внезапно понял, что эта тишина заставляет нервничать не только его, но и их. Наверное, это ему не особенно помогло бы. В определенном смысле все они в одной лодке.Гюннарссон взял со стола шариковую авторучку и тут же снова положил ее точно на то же место.Мартин Бек перевел взгляд на фотографию. Потом взглянул на часы. С того момента, как Гюннарссон положил трубку, прошло двадцать минут. В худшем случае в их распоряжении еще около получаса.Он снова посмотрел на Гюннарссона и поймал себя на том, что размышляет о том общем, что у них было. Огромная скрипящая кровать. Вид из окна. Пароходы. Ключ от номера. Влажная жара с реки.Сам он уже поглядывал на часы совершенно открыто. Казалось, что мужчину, сидящего напротив, это очень раздражает, очевидно, потому что это напоминало ему об их общих интересах.Впервые за полчаса Мартин Бек и Колльберг посмотрели друг на друга. Если они правы, развязка наступит вот-вот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57