Ыыт! — произнес представитель местного населения, и, поскольку остальные молчали, ожидая продолжения, он повторил: — Ыыт! Луна!
— Ну, этот уже готов, — сочувственно покачал головой геолог.
— Моя не готов! Моя очень умный! Название придумал, однако! — ткнул указательным пальцем в прокопченный потолок эвенк. — Ыыт!
— Что ыыт? — терпеливо спросил парторг.
— Это моя земля! Это земля эвенк! И гостиница тоже называть эвенк! Ыыт — луна.
— Похоже, он хочет сказать, что «ыыт» — это по-эвенкийски «луна», — пояснил геолог.
— Ыыт, — икнул парторг. — Во дают!
Компания опрокинула еще по стаканчику перцовочки, и дискуссия замерла.
Когда на следующее утро председатель сельсовета очнулся у себя дома, было уже десять часов. В двенадцать ожидалось прибытие высокого начальства.
— Дунька! — рявкнул он жене. — Позвать сюда художника, да быстро! Одна нога здесь, другая там.
Местный пасечник Матвей Фомич, по совместительству художник, прибыл в дом председателя через двадцать минут.
Хозяин, терзаемый жестоким похмельем, допивал третий стакашек огуречного рассола и отчаянно пытался вспомнить название для гостиницы, которое они придумали вчера. Наконец его осенило.
— Ыыт, — прохрипел он, выкатив на художника налитые кровью глаза.
— Чего? — испуганно попятился Матвей Фомич.

Так над гостиничной дверью появилась дощечка с надписью: «Ыыт».
— Ыыт! — пронзительно кричала Арлин Бежар, она же Маша Аксючиц, глядя, как стакан с дорогим коньяком разбивается вдребезги от соприкосновения с могучими, потемневшими от времени бревнами гостиничной стены. — Ыыт! Мороз, эвенки и клопы! Будь ты проклят, папочка!
Гарик Костолом на всякий случай отскочил в сторону и, согнувшись, прикрыл голову руками, защищаясь от осколков. Он встряхнулся, как собака, сбрасывая с дорогого костюма капли коньяка.
— Этот коньяк мне обошелся в сотню баксов, — недовольно проворчал он. — Не могла бы ты в следующий раз вымещать свою злость на стаканах с минералкой?
Настоящее имя Костолома было Игорь Михайлович Пушкин, но имя Игорь он считал слишком примитивным, а фамилия нравилась ему еще меньше. Гарик Костолом не был склонен к высокой поэзии и чувствовал себя неловко всякий раз, когда его спрашивали, не состоит ли он в родстве с великим русским поэтом. Гарик в родстве не состоял и состоять не желал. Единственное, что он усвоил из школьной программы, — это что его однофамилец был порядочным бабником, что, впрочем, часто бывает свойственно мужчинам маленького роста.
— Только дурак может позволить прихлопнуть себя из-за бабы, — презрительно сплюнув, сказал как-то дружкам Костолом, когда речь случайно зашла о Пушкине. — Я бы никогда не допустил такой глупости. Баб надо держать вот так! — И он продемонстрировал восхищенным приятелям могучий волосатый кулак.
Ростом Гарик вымахал под два метра, и, если учесть, что он в спортзале проводил времени больше, чем Сталлоне и Шварценеггер, вместе взятые, его кулак действительно впечатлял. Поэзия в послеперестроечное время была не в моде. Гарик хотел быть крутым.
Впрочем, даже его не обремененный интеллектом мозг в какой-то мере не был чужд поэзии. Он даже знал наизусть одно стихотворение. На самом деле это было не стихотворение, а текст песни, но Гарик с детства испытывал к этому тексту особую слабость.
Песня была о том, как танцовщица Мэри изменила молодому наезднику Гарику с пожилым пиратским атаманом. Гарик зарезал атамана в честной схватке на ножах, а затем вонзил кинжал в грудь коварной танцовщицы, несмотря на все ее заверения о том, что она совершила ужасную ошибку и впредь будет любить только Гарика.

В дверях стоял наездник молодой,
Глаза его, как молнии, блистали,
Наездник был красивый сам собой,
Пираты сразу Гарика узнали, —
басом выводил Костолом, приняв стаканчик на грудь.
— Вот это поэзия, прямо за душу берет! — говорил он. — Это тебе не Пушкин!
В честь красивого «сам собою» наездника Костолом тоже стал именовать себя Гариком, утверждая, что Гарик — уменьшительная форма от Игоря.
Единственное, чего Костолом не учел в вопросе взаимоотношения полов, — это что теория, конечно, штука хорошая, но в жизни она нередко расходится с практикой. Несмотря на то что в компании друзей Гарик настойчиво продолжал утверждать, что баб необходимо держать в кулаке, с Машей Аксючиц, то есть с Арлин Бежар, этот номер не проходил. Влюбленный по уши Гарик пару раз для острастки попробовал легонько поколотить Машу, но добиться желаемого результата ему не удалось. Маша обладала еще более диким и необузданным темпераментом, чем молодой грузин, торгующий ранней черешней на Московском центральном рынке.

— Выходит, тебе жаль коньяка, — пьяным сопрано взревела Арлин, — а меня тебе не жалко?!
Бутылка с остатками благородного напитка разделила судьбу стакана, выкрасив бревна стены в причудливый темный цвет, источающий приятный пряный аромат.
Когда Маша была в таком состоянии, бить ее не имело смысла. Костолом сдался.
— Да ладно тебе, — примирительно сказал он. — Скоро все это кончится. Я обещаю. Ты будешь жить в лучших отелях, и я завалю тебя шикарными шмотками. Я же здесь тоже не на курорте. Это работа.
— Ты здесь по своей воле! — разразилась слезами Маша. — А я должна вкалывать на тебя, как рабыня Изаура! Ублюдок! Подлец! Эксплуататор-кровосос!
— Никто тебя силой не держит! — разозлился Костолом. —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11