наконец, мы сорвались
с места. Подобно герою боевика, водитель наш лихо развернулся на земляном
холме посреди двора, некогда клумбе; хрустнули сухие остатки домового
огорода... Машина торпедою вылетела на улицу.
Дом Георгия стоял на Бессарабке, на самой горе. Мимо гигантского рынка,
который мои родители называли "крытым", а я в детстве обожал, поскольку на
его воротах красовались чугунные бараньи и бычьи головы, - мимо этого
здания, ныне отобранного под концессионную биржу, мы свернули на Бассейную,
затем вдоль давно заржавевших трамвайных рельсов устремились к вокзалу.
Скоро я понял, на что рассчитывает Никита. Привокзальная зона относилась
к категории "А" межрегионального контроля, лучше охранялись только ракеты.
Улицы кругом были перегорожены, наших возможных преследователей отсюда
точно завернули бы, но какие-то особые Никитины документы убедили солдат на
КПП, и мы проехали по Саксаганского.
Однако на перекрестке наш бег был придержан, и уже не постовыми. По
коридору из многорядной колючей проволоки к вокзалу колонной двигались
чудовищные четырех- и пятиосные грузовики. Ехали сахар и натуральная
древесина, редкие металлы и подсолнечное масло, - чтобы исчезнуть в
гладких, безоконных стальных поездах и со скоростью двухсот километров
унестись на Запад. Дорога от Киева была перестроена для суперэкспрессов, к
ней на полсотни шагов не мог приблизиться ни один местный житель - под
наблюдением бессонных вертолетчиков, под объективами специальных спутников
утекало наше богатство. Чем за него расплачивались, можно было увидеть в
квартале отсюда, где у выезда на площадь Национального Возрождения
круглосуточная очередь медленно вливалась в освещенные двери бесплатной
столовой...
Наверное, мы взяли хорошую фору - центр миновали без происшествий. Лишь
на Петровской аллее выскакивали из шалашей в кустахжуткие оборванные
личности, бежали за машиной; пара железок отскочила от бампера... Это явно
не был размах наших возможных преследователей.
У моста метро "свои" полицейские бойко откозыряли при виде волшебного
Никитиного пропуска. С чувством расставания оглянулся я на златоглавую,
венчавшую горы звонницу Печерской Лавры. Слава Богу, пока не ободрали купол
- говорят, отчаянные монахи забрались наверх и пригрозили спрыгнуть...
Прощай, милая моя утешительница! Ты смотришь мне в глаза, ты отвернулась от
стальной меченосной бабищи, оседлавшей соседнюю гору. Два года назад поехал
под ее несуразным весом холм; несколько улиц отселили, и теперь все ниже
склоняется "Уродина-мать" над пустыми домами и усадьбами, а у города не
хватает средств, чтобы выпрямить статую или вовсе убрать... Я тоскую о
мирных, сытых годах, когда ее возводили, - но безобразное всегда
безобразно.
На середине моста дала знать себя погоня. Падая наискось, к нам близился
вертолет. "Гони!" - закричал Георгий, и Никита погнал, заставив панически
шарахнуться пару встречных велорикш. Вертолет вдруг задрал хвост и описал
крутую дугу. За нашими спинами словно отбойный молоток простучал, и я,
оглянувшись, увидел на асфальте ряд дымящихся пробоин. Хорошо хоть, что не
"Черная акула". Полицейские не в лад ударили одиночными; они уже наверняка
вызвали подкрепление, но до его прибытия вертолет мог десять раз изрешетить
нас. Георгий заботливо прижимал к себе голову Станы и просил ее "не
открывать глазки". Никита же, опять проявив немалую воинскую сноровку,
бросал "хорьх" вправо, влево; лихачил, то едва не обдирая машину о бетонные
опоры рельсового пути, то проскакивая вплотную к перилам моста, и все
увеличивал скорость. Пуля даром щелкнула по крыше. Рядом схватился за
окровавленную голову рикша, умелец, приделавший к велосипедной раме
закрытый салон для троих пассажиров; его громоздкий экипаж легко
опрокинулся.
Я думал, что Никита осадит машину, увидев вскинутые навстречу автоматы
замостных часовых, - но он лишь выбросил через окно серебристый жетон.
Спешно козырнув, стрелки пропустили нас, а затем бросились под защитный
колпак.
Вертолет почему-то отстал, - возможно, подбитый, - зато, утробно
громыхая, надувитой виноградом стенкоюявился поездметро. Мы шутя догнали и
обошли его: ходивший лишь в часы "пик" паралитик-состав с выбитыми стеклами
тащился, разбухнув от народа, даже на крышах сидели и лежали.
За обочиной частили стволы красно-рыжих рощ, уносились побуревшие газоны,
теннисные корты, веранды нарядных белых домов. Концессионная зона отдыха...
Какие-то счастливые люди неспешно ехали на конях, он и она, в цилиндрах,
одетые как для конкура. И не глянули с высоты седел...
Обольянинов и тут рассчитал правильно. Вертолет над мостом не подбили:
подальше облетев зенитные пулеметы, решил он зайти сбоку, через пути метро.
Но уж эти места охранялись получше, чем наш злосчастный город! Не успела
брюхатая стрекоза вновь повиснуть над нами, как неведомая сила сбрила у нее
винт, и вертолет позорно грохнулся на шоссе. Быстро и точно, подумал я:
компьютерный прицел, лазерное наведение. Не дадут себя в обиду и на
дикарской земле!
За лесом, за голубыми заливами, где, как встарь, сверкали чис-
тотою заново просеянные пляжи, долго еще был виден нам столб
копоти.
День прошел в неистовой гонке. То по разбитому, долгие годы не
ремонтированному асфальту (о, какие горячие ножи вонзались при каждом
прыжке машины в мой несчастный затылок!), то по идеальному шоссе в
концессионных зонах, а порою и по вязкому чавкающему проселку, по черепкам
и доскам, вдавленным в грязь, сквозь нескончаемый дождь вел Никита тяжелый
"хорьх" к неведомой цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28