.. В следующую секунду властный голос сказал уверенно
и гулко:
- А ну, р-разойдись, голь перекатная! Ж-живо!..
И - чудо! - не от стрельбы в упор, не от водо- или газометов, киевскому
"дну" давно привычных, - от крепкого решительного слова дрогнули,
попятились стеклянноглазые оборвыши-марки; не споря, лишь ворча и
поскуливая, забились по углам, один даже юркнул в проломленную дверь бывшей
билетной кассы. "Проняло", - радуясь, что нечто людское все же сбереглось в
отравленных мозгах, подумал я; но тут страшная лысая женщина вновь неистово
завизжала и ринулась - не на меня уже, на моего спасителя. Тот, не тратя
более слов, через мое плечо выстрелил из парализатора, словно шампанское
открыл. Газовая "пуля" - конденсат - облачком окутала ее голову.
Отворотясь от упавшей, я, наконец, встретился глазами с незнакомцем.
Массивный, вдолгополом кожаном пальто, он стоял на парапете, широко
расставив ноги, левой рукою держа мощный фонарь, а правой - еще
направленный стволом вперед парализатор. Что-то щемяще знакомое, но пока
неуловимое читалось в его лице, прорубленном жесткими складками, с
торчащими бритвенными помазками усов. Но я сразу перестал интересоваться
мужчиной, увидев его спутницу.
Сомнений не было: рядом с моим спасителем стояла та, темноволосая,
статная, что днем молилась во Фроловской. Заложив руки за спину и
покачиваясь с носков на каблуки, лукаво, таинственно улыбалась.
Она первая подала мне руку, представилась: "Елизавета Долгорукова" - и
предложила подвезти домой. Верзила-усач, назвавшийся Никитой Обольяниновым,
помог мне выбраться на набережную, я уже едва волочил ноги.
...Господи, спохватился я, да на месте ли очки?! Целы ли стекла? Молю
тебя, дорогой мой, я так часто тебя ругаю, называю садистом, ноты все-таки
сделай, чтобы они уцелели... Левый внутренний карман... Правый... Футы!
Целехоньки. Повезло. Слава тебе, Господи. В порядке мое главное
сокровище...
Наверху пофыркивала машина, черная с никелем, как в фильмах о третьем
рейхе - огромный довоенный "хорьх", наверняка с обновленным нутром, но
сохранивший исключительную старомодную солидность. Никита сел за руль; я, к
великому своему удовольствию, оказался рядом с Елизаветой. Машина
тронулась, как я и ожидал, грузно и мягко.
Дорогою Елизавета, к вящему моему наслаждению, занялась моей ссадиной на
затылке; даже жгучий иод не нарушал дивного чувства от ее заботливых
прикосновений... Затем я спросил, кто они, случайно ли наткнулись на меня и
решили спасти.
- Человеколюбие случайным быть не может! - с тою же лукавинкой ответила
Долгорукова. - Но уж коли мы с вами встретились, ответствуйте: каков род
ваших занятий?
Все внутри разом опустилось, радость погасла... Частная спецслужба,
подумал я. Недаром у них и парализаторы, и эта машина, которая топится явно
не чурбаками, а первоклассным бензином. Многие крупные фирмы обзаводятся
такими службами, вооружают их до зубов, - недурная работенка для наших
мест, где каждый второй отмечается на бирже труда! Слыхал я даже, что порою
частные "армии" устраивают настоящие сражения, с артиллерией и авиацией...
Вот, сейчас эта красавица меня ненавязчиво допросит. А потом? Не принимают
ли они меня за кого-то другого, нужного, кого следовало бы спасти от
нарков? Что сделают, убедившись в своей ошибке? Не попал ли я из огня да в
еще худшее полымя?..
- Итак, сударь, ежели сие не затронет вашей чести, - скажите, какое у вас
ремесло? Или, может быть...
- Нет, - сказал я. - У меня есть профессия, Елизавета, и весьма недурная.
Хоть она и не сделала меня счастливым. Я, видите ли, киносценарист, - но не
большой, который делает игровое кино, а совсем маленький. Двадцать лет
подряд я ваял шедевры под названием "Техника безопасности в доменном
производстве" или "Искусственное осеменение крупного рогатого скота"... -
Никита за рулем заржал, Елизавета и бровью не повела.
На углу Крещатика и Хмельницкого, против выгоревшего остова ЦУМа, нас
притормозили для проверки документов. (Позднее я узнал, что днем в этом
месте разворотили-таки пластиковой миною бронефургон с голландским сыром;
грабители сырные круги похватали, но пара сыров все же скатилась на
Крещатик, и возникла бешеная драка прохожих.) Стоял смешанный патруль
полиции, РСБ и межрегиональников; я разглядел неясную громаду танка,
задранный хобот орудия. Когда машина вновь тронулась, объезжая еще не
снятые, провисшие до земли провода давно мертвой троллейбусной линии,
Елизавета сказала:
- Однако же, опыт ваш велик! И фамилия ваша мне все же откуда-то знакома.
Не вы ли изволили написать рекламную телепьесу "Волшебная мясорубка"?
Диалоги там изрядны, весьма исправна драматургия...
Так-так, внутренне усмехнулся я, - случайно вы меня подобрали, хитрая
команда! Но, к счастью, никакой опасной путаницы. Будет деловое
предложение. И все-таки, почему мне?! Тоже нашли драматурга,
пьянчугу-заказушника. Впрочем, "Волшебная мясорубка" - это, все-таки...
Когда-то я, пожалуй, кое-что и мог. Давно... Искусственное осеменение
доменного производства изрядно портит руку.
- Да, "Мясорубка" моя, - кивнул я. - Странно, что такую чепуху кто-то
помнит. Но приятно...
- Мало осталось просвещенных людей в нашей земле, сочинителей же по
пальцам руки можно перечесть! - грустно ответила она. - А много ли вы
заняты ныне, или же могли бы найти время для некоей хорошо оплачиваемой
работы?..
- Вообще-то, мог бы, - ответил я небрежно, пытаясь не выдать ликования.
Не дай Бог, сочтут готовым ишачить за любую цену!.. - Но хотелось бы,
знаете, сразу заключить договор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28