– Больше некому было, кроме меня. Муж мой тогда был еще жив, но что толку? Отправь я его на опознание – он бы грохнулся в обморок. Так что пришлось самой управляться. Зрелище было еще то! Никогда не забуду. Девяносто восемь процентов тела было обожжено – так они сказали. Плевать мне, что они сказали. На мой взгляд, там были все сто процентов!
Существенная разница, однако.
– Прямо как подгоревший гамбургер. Честное слово! Я опознала Тедди только по кольцам на руке да по тому, что осталось от его обуви. А все остальное – черное, липкое месиво. И мне пришлось на это смотреть!
Свою маленькую речь Вильма произнесла, вложив в нее всю глубину чувств дохлой саламандры. А ведь говорила о своем брате! Осторожно водворив кролика на место, она невозмутимо посмотрела на меня. В жизни ничего ужаснее не слышала! Мне вдруг сделалось неуютно; я пожалела, что вызвала старуху на откровенность.
– Но, как я уже говорила, кто-то ведь должен был его опознать, – продолжала Вильма. – А если не я, то кто же? Ведь не эти бедные детки. И не сказать чтоб это явилось для меня неожиданностью. Видит бог, я это предчувствовала! Это было… как говорят?., неизбежно! О да, меня это не удивило.
– Вас не удивило, что они сгорели? – вскинулась Нэн.
Вильма бросила на нее раздраженный взгляд:
– Не говорите глупостей. Конечно, это известие меня потрясло. Но я предчувствовала, что должно случиться что-то нехорошее. Иного было не дано, понимаете? Зло порождает зло. Так гласит Священное писание.
– Порождает? – переспросила Нэн с едва уловимой ноткой сарказма в голосе.
Однако Вильма уловила. И еще выше вздернула подбородок. Я пришла к выводу, что эти движения подбородком – из разряда непроизвольных жестов, которые все мы временами делаем. Например, кусаем губы, когда нервничаем. Правда, Вильмин подбородок устремлялся вверх всякий раз, когда она чем-то хвасталась.
– Я, милочка, способна распознать зло, – заявила она. – А зло порождает зло – это уж в крови. Видно невооруженным глазом. Стоит вспомнить, как они жили. Сплошные пьянки-гулянки. Пьянки и гулянки. С утра и до вечера.
– Веселая парочка, – заметила Нэн. Вильма метнула на нее презрительный взгляд.
– Да будет вам известно, они оба были грешниками, Тедди и эта его жена. Она-то была чистейшим злом. Изменяла Тедди, прелюбодействовала с тем, другим мужчиной. Возмутительно – вот все, что я могу сказать!
Если бы все! Но, к сожалению, Вильма продолжила:
– И ведь Тедди вполне мог выбрать себе в жены кого-нибудь получше. Такой был симпатичный – любая за него пошла бы! Мог взять себе хорошую, богобоязненную женщину. Мы с ним оба получили хорошее религиозное воспитание.
Немудрено, что Тедди захотелось развлечься. На сей раз Вильма сграбастала керамического мышонка.
– Так что я не удивилась, когда злом воздалось за зло. Кровь, и смерть, и пламя адово – прямо как в Библии. Такой конец уготован грешникам. Такова воля Божья. Так должно было случиться. – Голос Вильмы зазвучал ритмично и напевно, как у фанатичного проповедника.
Теперь я поняла смысл металлических табличек во дворе. Для нее согласие с Господом безусловно приравнивалось к почитанию девственной свежести ее газонов.
– И вот теперь все началось заново, – нараспев продолжала Вильма. – Зло снова вступило в свои права. Темное зло. Чистое зло. И вновь я не удивлена. Ничуть не удивлена, что снова творится зло. Потому что зло порождает зло.
– Порождает, порождает, – закивала Нэн, словно прекрасно понимала, о чем толкует свихнувшаяся старушенция. – Говорите, снова творится?
Вильма поочередно оглядела нас с сестрой.
– Ну как же, я решила, вы потому и пришли. Увидела в новостях, – пояснила она. – Все, как я и говорила. Зло плодится. И теперь старший сын Тедди и Джейн тоже убит. И его жена.
О господи…
– Что вы имеете в виду? – медленно спросила Нэн, но, думаю, мы обе знали, что сейчас скажет Вильма.
– Ну как же – Рассел Мурмен! Погиб, как мать с отцом. Рассел был старшим сыном Тедди. Слышала, он погиб где-то в центре. Убили его. Горло перерезали.
Я посмотрела на Нэн. Значит, молодой человек, что пытался подцепить меня недавно на улице, был тем самым маленьким мальчиком, за которым мы присматривали почти четверть века назад! Маленький мальчик вырос и уже убит. И убита его жена.
Я пыталась переварить все это. Какой ужас!
Но, если откровенно, ужасало меня и другое. Боже, я вдруг ощутила себя старухой!
Естественно, я попыталась ухватиться за тонкую соломинку, не может быть, чтобы Рассел Мурмен – тот самый ребенок.
– Но ведь его звали иначе, – заметила я. Вильма фыркнула:
– Конечно, иначе. После смерти родителей мальчиков отдали на усыновление. Само собой, новые семьи сочли за благо изменить им имена. И я их не винила. Кому понравится, когда на твоего ребенка все вокруг указывают пальцем и пялятся? При том что их настоящие родители сгорели дотла в своем борделе, и все такое.
Как я уже говорила, эта женщина умела изящно выразиться.
Подбородок Вильмы снова взлетел вверх.
– Понятное дело, это я все устроила. Отдала детей на усыновление, помогла подыскать подходящих родителей – но ведь это был мой долг. Все было организовано с помощью моей церкви. Апостольской церкви Священного Писания.
Об этом богоугодном заведении я слышала. В основном потому, что о ней упоминалось в новостях на радиостанции Нэн. Прошлым летом Апостольская церковь Священного Писания ненадолго отошла от дел – закрылась, поместив на парадном входе объявление: ЗАКРЫТО В СВЯЗИ С ВОЗНЕСЕНИЕМ.
Очевидно, прихожане ожидали, что их всей компанией переселят живьем на небеса. Журналистская братия тут же прозвала эту церковь «чертовым колесом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71