Клеопатра Ивановна торжественно ввела меня в свою комнату:
— Вот, доча, познакомься, — проворно подбежав к худенькой рыжеволосой девчушке, она решительно забрала у нее сверток с ребенком, — это Наташа. Она тебе все покажет, где, чего, как, а мы кушать будем. Баба Клепа нас сейчас перепеленает, потом покормит кашкой, кашкой-малашкой. Кашечка сладенькая, маслицем масленая. — Гукая, напевая и приплясывая, Клеопатра Ивановна ловко перепеленала тощенького краснолицего младенца и, светясь от счастья, устроилась с ним на диване.
Тот прекратил орать и жадно припал к бутылочке с молочной смесью. Я повела Люсю на «экскурсию».
— Здесь у нас туалет, прямо по коридору — кухня, а это — ванная. — Я щелкнула выключателем и решительно направилась к тазу с пеленками, рассудив, что все уже новой соседке показала и могу заняться своими делами.
Люся скользнула следом.
— Слышь, чего это с ней? — испуганно спросила она, прикрывая за собой дверь.
— В смысле? — Я добавила в таз горячей воды.
— Тетка эта? Как ее?
— Тетя Клепа.
— Как?! — восторженно пискнула молодая мамаша, пристраиваясь рядышком. — Ну-кась, давай, я пожмыхаю, а ты полощи! — Тонкие худые ручки ловко ухватили грязную мокрую пеленку. — Так скорее будет.
— Клеопатра Ивановна, — пояснила я, уступая ей место. — Уменьшительно — Клепа.
— Во имечко дадено! — неожиданно развеселилась Люсенька. — Не русская, что ли? А я и то думаю, чего это с ней? Чего кричит, разоряется? Никак из цыган?
— Да нет, — я недоуменно пожала плечами, — почему из цыган? Просто характер такой общительный. К тому же обрадовалась очень, что Юрик ее наконец-то женился.
— Япона мать! — Новобрачная переменилась в лице. — А он мне сказал, с матерью живет. Поживешь у меня, говорит, мать добрая, не заругает. А ты говоришь: жена-а-а! — белугой заревела она.
Я растерялась. Нет, это невозможно! Разве можно так плакать кормящим?!
Наревется, расстроится, перепортит себе все молоко, ребенок потом этого порченого молока насосется и будет орать, а тетка Клепа меня убьет. И правильно сделает!
Люся только что из роддома, а я тут со своими пеленками пристала. Девчонка и так чуть жива, худенькая, бледненькая, под глазами круги.
К тому же брак этот противоестественный с угрюмым Юрой. Славный муженек, нечего сказать, в два с половиной раза старше жены! Люська на вид совсем еще девочка, лет пятнадцать, не больше.
Тетка Клепа тоже хороша, разоралась на радостях, разошлась — перепугала бедняжку.
Да одна только мысль о возможности заполучить в свекрови такую темпераментную особу кого угодно доведет до слез!
— Люсь, — решительно отодвинув пеленки в сторону, я усадила рыдающую новобрачную на край ванны, — пес с ними, с пеленками. Успеется. Выстираю. Давай-ка ты успокойся, пойдем сейчас в мою комнату и выпьем чаю. Свежезаваренного, с молоком. Тебе полезно. Для ребенка.
— Не, ты что, — она испуганно замотала головой, — я лучше домой.., я сейчас, а то эта заругается.
— Люсь, я тебя умоляю, кто?! Кто и за что будет тебя ругать? За то, что ты выпьешь со мной чашку чаю? Да тетка Клепа только рада будет! Она столько лет о внуке мечтала, что теперь сутками готова возиться с ребенком, а ты говоришь: заругается. Пошли, не выдумывай! У меня печенье вкусное. Сама пекла. На сметане.
Люська прекратила рыдать и с надеждой уставилась на меня.
— А жена? Не заругается?
— Чья жена? — У меня тихо поехала крыша.
— Дяди Юрина, — едва слышно прошептала она.
— Но ведь Юрина жена — это ты. Разве нет? — Меня не так-то легко сбить с толку. Занудство у меня в крови. — Тетя Клепа сама мне сказала.
— Нет, ты что?! — Люська посмотрела на меня как на сумасшедшую. — Зачем?
Слово за слово, с грехом пополам, но мы сумели-таки в тот раз выяснить, кто есть кто.
Старая как мир история о любви и предательстве. Возлюбленный оставил Люсеньку сразу же, как только узнал, что она ждет от него ребенка. Она поначалу даже не поняла, что же произошло, не верила, что это конец, все на что-то надеялась, думала — опомнится ее милый, вернется, а в результате стала еще одной матерью-одиночкой. Одиночкой в самом прямом смысле этого слова. Ни мужа, ни родных, ни друзей. Воспитывалась Люся в детском доме, шестнадцать ей стукнуло только вчера, из роддома она выписалась только сегодня, и идти им с сыном было некуда.
Имелась, правда, у Люсеньки родная мамаша, но они много лет не виделись, и даже адреса той Люся толком не знала. Знала только, что живет она где-то в Стрельне.
Именно туда, в Стрельню, на поиски матери и направлялись бездомные Люсенька с сыном, когда встретили в трамвае интернатского учителя рисования — Юрия Ивановича Шестерню. Он ездил в Константиновский парк на этюды.
Дядя Юра, как простодушно называла своего бывшего учителя Люсенька, тотчас свою ученицу узнал, разговорил, вник в их с сыном безвыходное положение и предложил пожить какое-то время у него. Дескать, живет он вдвоем с матерью, места хватит, а там видно будет. Может, бог даст, не сегодня завтра объявится отец мальчика.
Люся подумала-подумала и согласилась. Поехала. Других вариантов у нее все равно не было.
Согласиться-то она согласилась, но была вся на нервах.
А тут я со своими непонятными разговорами о жене.
Вот Люся и не выдержала — расплакалась. Думала, только скандала ей с дяди Юриной законной женой для полного счастья и не хватает.
Люсенька ведь не ясновидящая, не могла знать, чего там себе тетка Клепа про них с Юрием Ивановичем понавыдумывала и мне понарассказывала.
Выдумки выдумками, только неистовая, целеустремленная Клеопатра их тогда все-таки поженила, как ни отнекивались Люся с Юрием Ивановичем, как ни сопротивлялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79