Но я снова отвлеклась.
Итак, Балков не мог совладать с весельем. Полковник приказал ему молчать и вдруг тоже прыснул.
— Затравили, запинали, — сказал мне Борис.
— А зачем ты отрапортовал? Я бы о твоих похождениях умолчала.
— Неужели нельзя было избежать половых сно.., тьфу, интимных отношений при Полине? — укорил Юрьева Измайлов, по-моему, неискренне.
Неплохо, да? Без Полины вытворяйте, что пожелаете! Ну, Вик.
— У Бори не было выбора, — тем не менее заступилась я. — Варвара доставала его запрещенными приемами. Артачься он с толком, мы бы решили, что он импотент. Разве это добавляет авторитета милиции? А так и знакомая журналистка, и приторговывающая наркотой студентка уважают.
Измайлов подростково заалел выбритыми ланитами. Балков зашелся смехом, будто победил удушье:
— Не посрамил? Орел. Теперь Линева тебя из койки не выпустит.
— Поля, будь добра, выйди и ровно через десять минут войди в кабинет снова. Можно без стука, — распорядился Вик.
— Я слышала всякий мат.
— Такой вряд ли.
Я взглянула на полковника и сочла за благо удалиться. Послонялась по коридору. Приникла к двери. Вероломный Виктор Николаевич мирно журил или поучал Бориса. Это было гораздо любопытнее анонсированной ненормативной лексики. Когда, все-таки постучав, я переступила через порог, тема использования секса в сыске была почти исчерпана. Видимо, постановили, что расследование есть прерогатива мозга, а поскольку мозг контролирует в организме сыщика члены, ткани, клетки, то любая деятельность в конечном счете является мозговой.
— Выкладывай, маньяк, — благословляюще бросил Измайлов.
После столь бесподобно произнесенного слова «маньяк» ни мне, ни Балкову в голову не пришло бы продолжать прикалываться. Борис тоже приосанился: ни дать ни взять павлин, который не знает, что в его хвосте недостает перьев. Или знает и гордится недостачей.
* * *
…С Леней и Саней Юрьев провел пять невосполнимых часов своего земного срока. Все трое темнили — межведомственная разобщенность, то бишь, странно вымолвить, конкуренция в сфере раскрытия преступлений. Дурдом, в который слишком узкая специализация превращает что угодно. Поиграли в пятнашки.
Борис сознался — экспертиза уличила Зину Краснову в употреблении новых, занимающих коллег наркотиков. Парни повинились — до наркоакул никак не добраться, стоит ли пугать мелкую рыбешку. Дальше настала пора реверансов и уколов.
— Если бы вы установили личность лже-Загорского… О вычислении убийцы нашего информатора Славы мы и не помышляем, висяк…
— Если бы вы порадели и предоставили материалы о наркоторговцах, связанных с университетом… И берегли бы своих информаторов…
После превращения двух уравнений с неизвестными в одно совершенно неразрешимое гений из убойного отдела Борис Юрьев отловил Варвару Линеву на ступенях учебного суперзаведения и хмуро спросил:
— Девушка, как вас зовут?
Она не вскрикнула: «Ба, лейтенант, неисповедимы пути» — и т, д. Борис воспрял духом и принялся за работу. Час они пили в баре шампанское и танцевали на внушительном — сантиметров пять — расстоянии друг от друга. Потом Варвара три часа таскала лейтенанта по промозглым улицам. Погодка выдалась лихая, будто не сентябрь, а ноябрь агонизировал. Наконец красна девица пригласила «Костю» к камельку в виде бездействующих батарей.
— Но Полину выдворить не удалось.
О прочем вы осведомлены. Мы с Варварой очень замерзли, — буркнул Юрьев.
— Эскимосы признают согревание обнаженным телом идеальным способом спасения окоченевших. Кстати, я не была осведомлена о твоем визите, Боря.
— Поль, Линева открытым текстом предлагала тебе очистить помещение.
— Борь, я это помещение снимаю наравне с ней. И платит за него не милиция. Так что ее дело предложить, мое — отказаться.
Мы с Юрьевым вскочили и попытались выразительно жестикулировать.
— Не грызитесь, артисты, — пресек пантомиму полковник Измайлов. — Линева звонила домой один раз?
— Три, — неохотно поместился на сиденье Борис. — Но змея Полина не брала трубку.
— Меня не было, к Вешковой ходила, — защищалась я. — Юра Загорский беспокоит до икоты. Если он к месту и не к месту употребляет словечко «это», значит, наверняка колется… Но язык не повернулся в лоб спросить Лилию Петровну, предать мальчишку. Теперь жалею.
Ты уж извини, Боря, мне не до твоих подвигов.
— А напрасно, — проворковал Измайлов. — Оголившись, Юрьев повернул расследование на сто восемьдесят градусов. Он молодец. Вместо порицания я ему, пожалуй, выпишу премию. Ее не заплатят — не из чего. И все получится справедливо. Когда шиш равняется поощрению, человека простили.
Вот она, справедливость расфилософствовавшегося математика Виктора Николаевича Измайлова. Борис — любимчик, нет, по-старинному певуче и ярко — любимче. Поэтому Бореньку не грех премировать за своевременное снятие брюк.
Правильно Сергей Балков кривится.
Представляет, как бы его наущали общементовским нормам морали с этикой, окажись он витязем в Борисовой шкуре.
Я рванула на амбразуру в облике полковника. Он позже уверял, что «девочка элементарно соскучилась». Шутник. Даже животные не скучают «элементарно». На них академик Павлов высшую — высшую, елки! — нервную деятельность изучал.
— И как Боря повернул расследование? Превратил Варвару из девственницы в бабенку? Воистину сто восемьдесят градусов. На триста шестьдесят, прошу прощения, не получится, хоть тресни.
— Прощения просишь поздно, уже такой непристойщины нагородила, детка, — вздыбился Вик, забыв, что «детка» — обращение нашего «внутреннего пользования» — тоже соскучился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46