– Ты в Москве где остановишься?
– Пока нигде. На вокзале, наверное.
– Так давай скинемся и снимем комнатку у Веранды. Одну на двоих! Там, конечно не люкс, но жить можно.
– Кто это – Веранда?
– Тетка такая. У нее три комнаты в коммуналке, она их сдает недорого. А главное, не на окраине, а почти в центре. Давай!
– Не знаю, – Татьяна пожала плечами. Недоразумение с Глебом, скорее всего, разрешится в ближайшее время. Что она будет делать в Москве?
– Ты не думай, я к тебе приставать не буду! – засмеялся Паша. – Мне девушки полные нравятся, пониже и помоложе. Так как, скинемся на хату? Шторкой комнату перегородим и заживем! Что ты в Новосибирске не видела? А тут! Дома – во! Машины – во! Возможностей – ого-го! – Он опять размахался руками, снова задел по лицу Татьяну и снова побил себя по кистям. – Так как?!
– Не знаю. У меня сейчас очень большие проблемы и пока я их не решу, я совсем ничего не знаю. Мне нужно на проспект Мира, – сказала она водителю и назвала адрес.
* * *
Таня терла тряпкой подъездную стену.
Кровь оттиралась легко, а вместе с кровью оттиралась и грязь. Стенка становилась ярко желтой, блестящей, и словно бы давала солнечный свет в этот дождливый пасмурный день.
Когда все ушли из квартиры – и оперативники, и Сычева, Таня позвонила в школу и сказала, что сегодня придти не сможет. Любопытная секретарша Софьи Рувимовны попыталась было вытрясти из Тани подробности, но Таня сказала ей «до свидания» и повесила трубку.
Она обошла квартиру, прижав руки к груди, чтобы сердце не колотилось так бешено. Таня знала, где Глеб хранил початую бутылку коньяка, достала ее из серванта и отхлебнула прямо из горлышка. Озноб, испугавшись таких радикальных мер, сразу прошел, а сердце перестало ухать.
Она еще раз обошла квартиру, в которой прожила с Глебом тринадцать лет.
«Тела-то нет!» – сказал хамоватый лейтенант Карантаев, и его слова вселяли надежду так же, как хороший коньяк согревал внутренности и прогонял озноб.
Таня вдруг подумала, что нужно обязательно отмыть следы крови в подъезде. Нельзя допустить, чтобы чужие ноги топтали частичку Глеба, чтобы чужое равнодушное любопытство подпитывалось такими подробностями. Таня переоделась в старенький спортивный костюм, убрала волосы под косынку, налила в эмалированное ведро теплой воды, чуть-чуть сыпанула туда стирального порошка, взяла тряпку и спустилась на второй этаж.
Кровь оттиралась легко. Наверное, потому что была свежей. Закончив со стеной, Таня принялась мыть ступеньки. Нужно было бы поменять воду, но идти на шестой этаж у нее не было сил. Она поставила ведро на площадку первого этажа, а сама, задом спускаясь вниз, надраивала ступеньки, на которых, помимо капель крови было много грязи, песка, и жухлых осенних листьев.
Вдруг внизу послышался страшный грохот.
С замирающим сердцем, Таня медленно обернулась. На площадке первого этажа, в луже грязной воды, возле перевернутого ведра сидел и отчаянно матерился мужик в белом плаще и с роскошным букетом роз.
– Простите, – прошептала Таня, чувствуя, что озноб возвращается вместе с потоком слез. – Простите! Тут... никто не ходил, я забылась... поставила ведро на дороге... Тут темно... простите!
Мужик встал и натянул подол плаща вперед так, чтобы рассмотреть мокрое, грязное пятно сзади. В сумрачном свете, который давал хмурый сентябрьский день за окном, было видно, что мужик молодой, мужественно красивый и попадет под определение «небедный».
– И где это домоуправления берут таких уборщиц-растяп? – нахмурил он свои смолянисто-черные брови. Рассмотрев плащ, он переключился на розы, которые тоже каким-то невероятным образом оказались запачканы грязной водой.
– Я не уборщица, – прошептала Таня, уставившись на его шикарные дорогие ботинки. – Я учительница.
– А я папа римский, – сказал мужик и уселся на только что вымытую ступеньку.
– Встаньте, – попросила его Таня.
– А то что, испачкаюсь?! – он менял интонации, словно профессиональный актер, которому невидимый режиссер подавал команды из зала.
– Простите, – опять прошептала Таня.
– Да ладно! – махнул он рукой. – Может, оно и к лучшему.
– Что... к лучшему?
– Меня мама с утра так вырядила. Заставила купить эти розы и идти свататься. А? Как сюжетец?! – Он неожиданно рассмеялся. – По вашей вине я не сделаю предложения. Кто же в грязном плаще дарит невесте грязные розы?
Таня почувствовала себя самой несчастной на свете женщиной. Зачем она поставила это ведро посреди площадки? Зачем пошла отмывать кровь? Зачем отхлебнула горький коньяк, который бунтует теперь в желудке? Зачем одела этот бесформенный старый костюм, а голову повязала старушачьей косынкой? Почему, наконец, поленилась поменять грязную воду на чистую?
– Хотите я вас отмою? – спросила она, вцепившись в перила.
– Нет! Не хочу! – Он старательно изобразил сильный испуг. – Я хочу, чтобы вы позвонили моей маме и... и сказали, что это из-за вас я не смог жениться. Что вы испортили плащ, который она привезла мне из Франции. Что розы, которые она выбирала, безнадежно испорчены. И объясните ей, что вы уборщица, которая ставит свои грязные ведра под ноги приличных людей.
– Я учительница.
– Мне плевать на вашу специальность.
– А мне плевать на ваш плащ, ваши розы, вашу невесту и вашу маму.
– Я подам на вас в суд. Вы заплатите мне за моральный и материальный ущерб.
– Вы отвратительный тип, и я не завидую вашей невесте.
Таня сняла косынку и пригладила волосы.
– Тогда это вам. – Он протянул ей грязный букет. Наверное, он рассчитывал оскорбить ее этим. Думал, она швырнет ему розы в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19