За понедельник и вторник я совершенно измучилась, предвкушая встречу с Биллом.
А затем все переменилось. И под «всем» я имею в виду именно все, абсолютно все…
Во вторник, в начале шестого вечера, я еще сидела в офисе, пытаясь закончить ерундовое дело, с которым ковырялась с самого утра. Телефонному звонку я обрадовалась как долгожданному перерыву. Приглушенный голос пробормотал что-то нечленораздельное.
– Что-что?
Молчание в ответ. Я попробовала еще раз:
– Кто это? Простите, я вас не слышу.
– Это… это… я, тетя Дез, – прорыдала Эллен.
У меня екнуло сердце.
– Эллен! Что случилось?
– Это… Герб…
– Ты дома?
– Да.
– Никуда не уходи!
Через двадцать минут я ворвалась в квартиру Эллен. Никогда не видела племянницу в таком состоянии. Глаза у нее опухли, превратившись в узенькие щелочки, и из этих щелочек струились потоки слез. Эллен едва успевала вытирать щеки. И едва могла говорить.
– Так, Эллен, потом расскажешь! Давай-ка лучше приляг, – велела я.
Она послушно подчинилась, я взбила подушки, подсунула ей под голову, после чего присела рядом на краешке дивана.
– Ты что-нибудь ела?
Я воспитана в убеждении, что нет такого несчастья, которое нельзя смягчить едой. Эллен покачала головой.
– Сейчас что-нибудь приготовлю.
Эллен снова покачала головой.
– Тогда чай с тостами? – не унималась я.
Она равнодушно пожала плечами. Молчание, как известно, знак согласия. Когда через несколько минут я вернулась из кухни с подносом, Эллен, как это ни удивительно, крепко спала.
Я укрыла ее стареньким пледом, который бабушка Эллен связала около тридцати лет назад, отнесла обратно поднос с угощением, достала из сумки газету и уселась в кресло. Примерно через час зазвонил телефон. Я бросилась на кухню и схватила трубку, надеясь, что Эллен не проснулась.
– Алло, а Ивена можно? – проверещал пронзительный голосок, который мог принадлежать только юному созданию, не достигшему половой зрелости.
Обругав телефонную компанию, я вернулась в гостиную. Эллен, разумеется, проснулась. Лицо ее по-прежнему было красным от недавних слез, но она успокоилась. Я уговорила ее переместиться на кухню, где заварила по новой чай и приготовила два свежих тоста. Мы немного поскандалили по поводу, следует ей поесть или нет. После недолгих прений Эллен уступила – как вы, наверное, могли заметить, иногда я бываю ужасно настырной.
Глядя, как Эллен через силу грызет тост, я напомнила себе, что ночь впереди долгая, а потому мне тоже не помешает подкрепиться. Я пошарила в холодильнике, надеясь отыскать хоть что-нибудь без признаков плесени, и в итоге остановилась на булочке с орехами и давным-давно выдохшейся кока-коле. Тем временем Эллен успела расправиться с тостами – второй она прикончила с куда большим энтузиазмом.
– Пожалуй, я действительно была немного голодна, – призналась она.
– Еще что-нибудь съешь? Как насчет булочки с орехами?
– Нет, спасибо, больше не могу. – Она стыдливо покосилась на мою тарелку с сиротливой булкой. – Извини, что совершенно нечем тебя угостить.
– Шутишь? Да я с детства схожу с ума по ореховым булочкам!
– Я тоже их люблю. – И Эллен разразилась слезами.
Да с такой силой, что я не на шутку струхнула. Господи, и помочь ничем не могу… Разве что обнять да как заведенная бормотать бессмысленные утешительные словечки. К счастью, новый поток слез иссяк быстро. Спустя несколько минут, оприходовав стопку одноразовых платков, Эллен тихо прошептала:
– Я хочу рассказать, что случилось.
Всхлипывая и сморкаясь, она поведала свою печальную историю.
Бедняжка дошла до такой степени отчаяния, что не могла больше усидеть на месте. И сегодня в половине двенадцатого сбежала с работы. Ноги сами принесли ее к зданию, где трудился славный Герб. В начале первого идеальный мужчина вышел на улицу вместе с еще одним типом. Увидев глупышку, Герб побагровел, отделался от своего спутника и чуть ли не с кулаками набросился на Эллен. Принялся орать, с какой стати она его преследует, неужели непонятно, что между ними все кончено…
– До этого мгновения, – сказала Эллен, – я тряслась как осиновый лист. Но стоило ему заговорить таким тоном, как я тотчас пришла в ярость. И объявила, что, будь он порядочным человеком, разорвал бы наши отношения как мужчина, а не как шкодливый юнец. В ответ Герб прошипел, что это я веду себя как ребенок, мол, настоящей женщине не требуется, чтобы ей все разжевывали. Правда, потом он успокоился и сказал почти задушевно: «Знаешь, не вини себя. Ты ни при чем, просто так получилось. Ты прекрасная девушка. Я уверен, ты найдешь себе кого-нибудь другого. Береги себя». После чего повернулся и ушел…
Несчастная Эллен прямиком рванула домой, бросилась на кровать и проплакала пять часов подряд.
– Я и не предполагала, что во мне столько слез. – Мгновение спустя она жалобно прошептала: – Я рада, что ты здесь.
Мы проговорили до четырех утра, начав с проклятий в адрес идеального Герба и закончив тем, что перемыли косточки всем сволочам, которых когда-то любили. Когда мы дошли до проклятий в адрес всего мужского пола, я наконец уговорила Эллен пойти спать. А сама устроилась на диване.
Проспала я, казалось, лишь несколько минут – меня разбудил запах кофе. Я посмотрела на часы. Девять! Ведомая чудесным ароматом, я прошлепала на кухню, где Эллен готовила тосты. Выглядела она отвратительно. Что было большим прогрессом в сравнении с предыдущим днем. Припухлость вокруг глаз осталась, но сами глаза были почти нормального размера, а главное – сухими.
– Доброе утро, тетя Дез. Хорошо спала? – Голос звучал совершенно ровно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74