Давай присядем да потолкуем. Заморился, Настенька! – и опустился на большую кочку, Вера села напротив него.
– Михаил Макарович тебе кланяется и наказал тебя и твою товарку отвести на станцию в поселок кирпичного завода, к Устинье Коржевой, муж ее в германскую еще погиб. Помни, «племянницами» вы ей будете приходиться. А пришли вы с Занозной, станция такая есть на Вяземской дороге. Дома вещи сгорели от бомбежки. «Пусть, – говорит Макарыч, – они там обживаются, осматриваются. На станцию в город пусть ходят». А на будущей неделе обещал он вас навестить сам… А Василий, – как знаю, Климом зовете? – так он будет жить у сапожника Архипа Якимовича. Архип его грузчиком на станцию аль на склады устроит.
Ермолай, по-стариковски опираясь руками о колени, встал и, размашисто шагая, пошел. Вера – за ним. Шли они тем же путем, каким Вера пришла в деревню. Выйдя в прогон, старик пошел прямо. У длинного сарая он свернул на огород и пошагал к черневшей избе. Подойдя к окну, Ермолай прислушался и трижды стукнул в раму. Из-за двери шамкающий голос спросил:
– Кого бог несет?
– Харитоныч, открой! – тихо сказал Ермолай.
Дверь отворилась.
– Чего ты ни свет ни заря?
Ермолай шепотом рассказал Харитонычу о полицаях.
– Это мы, Прокофьевич, в один момент. – И Харитоныч торопливо скрылся во тьме сеней.
– Эх, если бы не твое дело, Настя, – шептал дед Ермолай, – то я бы сам их прикончил… Идем теперь к твоим! – махнул он рукой и пошел впереди.
– Что же теперь будет, дедушка? – спросила Вера.
– А то и будет, что им сегодня наши голову свернут!
ГЛАВА ВТОРАЯ
У Журавлиного болота Ермолай остановился. Сняв шапку, отер вспотевшее лицо и показал вправо на заросшую дорогу:
– Последний наш сворот. Далеко твои-то?
– Да еще с километр, сразу за ручьем, – ответила Вера.
– Чего ж ты так далеко их оставила?
– Там глушь, спокойней.
– Что верно, то верно – глушь, – послышался вздох старика. – Не люблю я эти места. Уж очень много здесь всякой дряни водится – волков, змей. Да и фашистское зверье иногда за партизанами охотится…
Вере стало вдруг жутко. Она невольно подумала о товарищах и осмотрелась по сторонам. Бледный от занимавшегося рассвета ущербленный месяц, выглядывавший из-за темных клочьев облаков, скрылся. Кругом было тихо, только слышался робкий голосок какой-то пичуги. Они молча подошли к ручью. Ермолай склонился над журчащей водой и, навалившись грудью на большой камень, напился.
Через некоторое время в предрассветной мгле снова послышался одинокий зов смолкнувшей было пташки, но уже более настойчивый, как бы предупреждающий об опасности.
– Кто-то сегодня здесь, Настя, хаживал. – Ермолай вопросительно посмотрел на Веру.
– Клим, может быть, дедушка, выходил к нам навстречу.
– А ты погляди на след.
Вера нагнулась, внимательно посмотрела на широкие следы, которые наполовину успели заполниться весенней водой, и отрицательно покачала головой:
– Нет, дедушка, не его. Он в сапогах, а это какие-то странные. – Вере показалось, что это следы не человека, а скорее всего медведя, но сказать об этом вслух постеснялась.
– Стой, Настя! – остановил Веру Ермолай, когда она хотела перепрыгнуть через ручей. – Здесь надо блюсти осторожность. Погодь, малость поотстань. – Он легко перепрыгнул через ручей и скрылся за прибрежными кустами. Не успел Ермолай сделать и десяти шагов, как из-за большого куста выскочил худой и серый, как привидение, солдат в полушубке и валенках. Он выкинул вперед винтовку и глухо крикнул:
– Стой!
– Стою! – ответил Ермолай, соображая, кто перед ним – свой или враг. Он намерился было отбить штык, который поблескивал перед грудью. Но в этот момент успевшая подбежать Вера кошкой прыгнула на солдата и, вцепившись двумя руками в винтовку, ногой ударила его в живот. Солдат качнулся. Раздался выстрел, и эхо гулко покатилось по лесу. Из кустов на дорогу высыпали солдаты в полушубках, с винтовками наперевес. Ермолай, выручая Веру, всем телом навалился на солдата.
К ним подбежал не то солдат, не то командир с перевязанной рукой и рявкнул во все горло:
– Прекратить! Встать! – а затем обратился к Ермолаю: – В чем дело, старина?
Месяц наконец выбрался на вольный простор усеянного угасающими звездами неба и осветил лица людей.
Подошедший человек Вере показался знакомым. Да и он, видимо, силился узнать ее. Вера отвернулась от его упорного взгляда. Она вспомнила: это комвзвода Кочетов.
А Ермолай возмущался:
– Где же это видано, чтоб свой человек на своего же бросался… Надо же разобраться сначала…
– Ладно, дед! Война, – досадливо отмахнулся Николай Кочетов и взглянул на Веру. – Не беспокойтесь!
Солдаты были, что называется, кости да кожа, с землистыми лицами, грязные, измученные, и все же они весело посмеивались над своим незадачливым товарищем.
– Эх, Айтаркин, Айтаркин! – со вздохом произнес Кочетов. – Знай, против кого воюешь. – И обратился к Вере: – Вы не дочка ли нашего комдива? – Но, заметив предупредительный взгляд Веры, все понял и, понизив голос, сказал: – Нет, простите, ошибся. – Потом обернулся к Ермолаю: – Вы идете туда, на восток?
– Туда, – за Ермолая ответила Вера, боясь, что растроганный солдатами старик проговорится.
– Туда нельзя! Там, за болотом, фашисты…
– Фашисты? – переспросил Ермолай и сокрушенно покачал головой. – А вы куда ж путь держите?
Кочетов отвел старика в сторону и рассказал, где находятся сейчас гитлеровцы и куда хотят пробиваться красноармейцы.
– …Вот видишь, дед, какое поганое дело, – с горечью говорил Николай. – Нам на юг, а он, проклятый, все дороги перекрыл. Когда пальнул этот, – Кочетов скосил в сторону Айтаркина глаза, – мы здорово перепугались, думали, что уже и на этой дороге фрицы появились…
– На юг, говоришь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142