Там уже воля не своя! А у тебя самого — чья воля? — одергивает себя, возразив, Никита. Кому ты, свободный кметь, хлеб нонеча убирал за так, за-ради службы княжой, ратной справы да корма в молодечной? И в чем она, воля? И где она? И есть ли она? И нужна ли она вообще? При добром хозяине, что дуром не лезет не в свое дело, словно бы даже и не нужна! А право уйти, отъехать, оно есть у всякого, кто не холоп, кто не подписал обельной грамоты на себя…— Женка-то у тя старательная вроде! — роняет Никита.Услюм, пошевелясь — уминал погоднее солому, — отзывается, подумав, по-крестьянски обстоятельно и деловито:— Не балована. Сызмладу братья да сестры, всех подымала, почитай, заместо матери. Баба, коли балована смолоду, — хуже нет! Век будет всем недовольна, на все будет нос воротить: и то не так, и иное не едак! Я не на красу и смотрел. А работать — добра! Ныне с брюхом, дак не больно-то и побегашь, ну и сам берегу: скинет — себе хуже! А так она проворая у меня! В руках все у ей горит! — И по гордости в голосе Услюма видно было, что с бабою своей живут они душа в душу.Оба замолкают. И опять наступает неправдоподобная деревенская тишина. Где-то в углу, мало не испугав, громко обрушилась из темноты кошка, и по короткому острому визгу почуялось, что поймала добычу свою.— Одолевают мыши-то? — вопросил Никита. — Лонись жаловался, кажись!— Не! — отозвался Услюм. — Кошку ныне достали добрую, всех, почитай, переловила!И опять оба замолкают, ибо говорить не о чем, и хорошо так просто лежать рядом с братом и молчать.Сон уже начинает одолевать Никиту. За стеною — сплошное сонное шуршание обложного осеннего дождя, вслед за коим подует холодный ветер, обсушит дороги, которые тотчас затянет по лужам тонким ледком, и пойдет первый, сперва еще робкий, пуховый снег, разом высветлив землю в лесу и в полях, и запахнет отвычной морозною свежестью воздух, и отвердеет земля, а где-то там, вдали, уже завиднеются Рождество, Святки, голубые снега, крещенские морозы, широкая Масленица…Конский топот как-то и не почуялся вдруг пришедшей бедой. Может, просто кони обеспокоились во дворе? Но хлопнула дверь, сперва избяная, а потом и дверь сельника, пахнуло холодом из сеней.— Спите, мужики? — окликнул знакомый голос. — Спите ай нет? — требовательно вопросил Матвей Дыхно, входя и — в темноте по слыху было понятно — отряхивая у порога мокрый вотол. Услюм уже бил кресалом, налаживая сальник.Матвей, скинув вотол, шагнул к ним. От косматой мокрой бороды его шел запах коня и сыри.— Слыхал, старшой? — выговорил Матвей заполошно. — Ольгерд Ржеву взял!— Да ну?! — только и нашелся Никита, нашаривая сапоги.— И Брянск повоевал, бают! — докончил Дыхно.— А Хвост чего думат? — уже по-деловому вопросил окончательно проснувшийся Никита.Матвей плюхнулся на край дощатого ложа и длинно неподобно выругался.— Нас наряжает на жнитво, будто мы и не ратные уже! Так етому борову и будем хлеб убирать, доколе всю волость Московскую литва не охапит!— Полки готовят? — сурово перебил приятеля Никита. Он уже обулся в сапоги и теперь натягивал зипун.— Кто их готовит?! — взорвался Дыхно. — И слыху нет! Сперва Олегу простили, теперь литвину кус дадим… Дак ить хошь и все отдай — не облопается, падина, не треснет! — вновь взорвался Матвей.— За мною послан? — уточнил Никита.— Да и не посылали словно… — протянул чуть растерянно Дыхно.— Ну, не посылано, дак ночуй! Утро вечера мудренее! Вали в избу! — приказал Никита, не сомневаясь, что Услюм, только что покинувший сельник, уже распорядил и ночлегом, и ужином. — Давай, заводи коня! И вотол просушишь до утра-то!На дворе все так же с мягким шорохом опадал дождь, но уже не стало ни тишины, ни покою. И надобно было из утра скакать на Москву и сожидать ратной поры, и посвиста стрел, и сверканья мечей, и конных бешеных сшибок ради того, чтобы только охранить эту землю, этот покой и этот труд.
Москва вся ходила на дыбах. На улицах собирались толпы народа. То там, то здесь вспыхивали набатные колокольные звоны. До хрипоты кричали, спорили, ссорились на площадях и в торгу. Откуда-то из подмосковных слобод сами собой являлись наспех оборуженные, никем не званные дружины ратных. Все ждали Ольгерда. И Хвост, потерявшийся, — ибо, по самому здравому разумению, что же он мог сделать теперь, до думы боярской, до князева решенья, до соборного приговора Москвы? — стал вдруг и сразу ненавистен едва ли не всем и каждому. Вельяминовых останавливали на улицах, Василию Василичу кричали: «Веди, не отступим!»Иван Иванович, несчастный, растерянный, сидел, не показываясь, в своем тереме и не знал, что ему вершить. Дума наконец собралась, но опять не сотворилось в ней нужного единства, и, поспорив, покричав до хрипоты, вдосталь овиноватив друг друга, великие бояре московские не сумели прийти к единому твердому решению и, как всегда в таких случаях, постановили укреплять Можай и Волок Ламский, слать ко князю Василию Кашинскому о совокупной брани противу Ольгерда, слать к смоленскому князю Ивану Александровичу, дабы выступил, по прежнему докончанию, противу Литвы, но вообще — погодить и дожидать владыки Алексия из Царьграда.Но Василий Кашинский, занятый грызнею с племянником, отвечать отнюдь не спешил, и Ольгерд, занявши Ржеву и оставя там гарнизон, благополучно ушел в Литву.А меж тем Москва шумела и ждала и требовала от князя, бояр и тысяцкого решительных действий. Толпы приходили в Кремник, Алексея Петровича прошали взаболь, не предался ли он Ольгерду, и колгота творилась страшная. Во все это разом окунулся Никита, как только они с Матвеем к вечеру следующего дня въехали в Москву.— Ай с порубежья?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210