Британский флот все еще маячил у берегов Эстляндии, что могло все это значить? Новоявленный генерал-адмирал российского флота вдруг почувствовала, что у нее свербит в носу, а сердце проваливается куда-то в живот. Треск барабанов вновь достиг апогея, потому что пошел Семеновский полк под черно-синим знаменем, в синих мундирах с малиновыми отворотами. Солнце сквозь пыль сияло, словно раскаленное пушечное ядро.
– Господин резидент желает, чтобы встреча прошла наедине, – сообщил Левенвольд.
Императрица беспомощно взглянула на Меншикова, тот выпятил грудь, готовый отказать… Но, еще раз взглянув царице в глаза, он отошел к группе генералов, а взамен него за стулом императрицы возник резидент в немыслимо кудрявом парике. Фельдмаршалы и генералы сумрачно смотрели, как сэр Рондо объяснял что-то царице, дополняя свой плохой русский язык движениями пальцев.
А тут пошла конница, подобранная по масти и стати великолепных коней. С пересвистом, с игрой на ложках пронеслись казаки, с улюлюканием, лежа в седле, промчались калмыки в звериных шапках. Народ удивлялся, а иностранцы не успевали поворачивать головы навстречу новым и новым рядам богатырей. Взвилась ракета, и ударил гром салюта.
Британский резидент, нарочито не глядя на парад, как будто это его ничуть не касается, отошел с поклонами от императрицы и сел в свой великолепный фаэтон. Описав круг, чтобы объехать Марсово поле, его экипаж поскакал вдоль Мойки к Полицейскому мосту.
Царица, заметно повеселев, подозвала своих министров.
– Английский сей кавалер заверил нас, что письмо, кое мы утвердили на Верховном тайном совете, передано адмиралу, командующему ихней эскадрой. Он же клятвенно заявил, что флотилия эта не против нас снаряжена и в ближайшие же дни повернет к берегам свейским. – Она хитро прищурилась и засмеялась. – Почуяли, видать, что врасплох нас не захватили…
Министры и генералы оживились, захохотали, стали подталкивать друг друга под локоть. Меншиков поспешил занять свое место за стульчиком государыни. А она погрозила ему пальцем.
– И про твои забавы, Данилыч, я от него кое-что узнала. Будь-ка у меня в покоях нынче после парада… И Девиера прихвати.
Меншиков нахмурился – это что-то новое. До сих пор светлейший сам объявлял, когда изволит прийти. И в компании с Девиером? Как ни перебирал он предположения, никак не мог понять, что вдруг случилось с этой вечно сонной портомоей.
А она, по окончании парада, села в открытую коляску и подъехала к выстроенным для раздачи рублей преображенцам. Солдаты, сержанты, офицеры – а там они поголовно были шляхетских кровей – ели глазами возлюбленную монархиню и поминутно кричали «Виват!».
Полиция отодвинула народ на приличное расстояние, но все же за строем кое-где виднелись группки обывателей, они тоже были в состоянии экстаза. Дойдя до последнего в шеренге богатыря, императрица вдруг увидела сзади него маленькую девочку. Она топталась босиком по колючей траве и плакала, крепко зажмурив глаза.
– Кто такая?
Выскочил перепуганный вахмистр, доложил, что сирота, кормится при полковой кухне. Звать Неждаха, а христианского имени ее никто не знает. Непорядок, конечно, что возле строя стоит, – солдаты набаловали. Уж он гнал ее, гнал, оттого и ревет…
Императрица помолчала, затем выбрала толстый, расшитый бисером кошель светлейшего. Взяла оттуда горсть золотых поновее и вложила в заскорузлые ладошки сироты.
Императрица поднялась, отряхивая колени, весьма довольная собой.
8
Императрица вернулась во дворец утомленная, но довольная. Милости расточала щедрою рукой. Несколько раз повторила окружающим: вот теперь она чувствует, что вместо ералашной Московии у нее теперь вполне благоприличное герцогство.
И придворные старались докладывать вести одна другой приятнее. Гончарные мастерские выдали поливную посудину с кобальтовым рисунком. И хотя она саксонскому порцеллану весьма еще уступает, все же приятно российский сей опыт видеть. Из Якутска прибыл гонец от воеводы, сообщил, что обретается там господин командор Витус Беринг со товарищи. И хотя, как отъехал оттуда гонец, прошло уж пять месяцев, надо полагать, что оный славный командор уже на Камчатке и строит суда. С Ладоги генерал Миних доносил об успешном построении судоходного канала и, ссылаясь на мор досаждающий, просил одного – рабочих и рабочих.
Вконец умиротворенная Екатерина Алексеевна, готовясь удалиться в личные покои, спросила дежурного камергера.
– Светлейший князь и господин Девиер там?
– Ждут-с. А кроме них, просит внеочередной беседы господин Нартов.
– Андрей Константинович? Что ему надо? Я же вчера разрешила махины к нему в дом перевезти. Пусть приходит завтра… Нет, завтра я занята. В среду!
– Они нижайше просят. Сказывают, дело неотложнейшей важности.
– Я же сказала! – царица раздражалась от того, что чувство внутреннего умиления быстро иссякало. – А ты, камергер, кому ты служишь, мне или Нартову?
В малой приемной светлейший сломал вычурную ручку от кресла, по которой он постукивал в совершенной ярости: эта коровница заставляет его – Меншикова! – ждать. Девиер, напротив, изображал ироническое равнодушие, а в углу еще ютился унылый Шумахер, которого вызвали неизвестно зачем.
Императрица села в свое любимое кресло, в котором подушки хранили отпечаток ее дородного тела. Левенвольд подсунул под ноги удобную табуреточку. «Еще бы тебе не царствовать!» – разъярялся Меншиков, узрев, что карлик Нулишка устраивается на полу возле табуреточки.
– Что смотрите? – сказала она придворным, которые глядели, как она ласкает Нулишку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80