перешагивала через чьи-то тела, на кого-то наступила, и тот завертелся, как побитая собака, кого-то зацепила, и на нее посыпались проклятия. Дикие, ужасные, похабные проклятия. Остановилась на мгновение, закрыла уши руками и склонила голову. Кто-то влажными руками ощупывал ноги, кто-то схватил шершавой рукой ее за руку и провел по коже. Она брезгливо скривилась, выдернула руку и стала поднимать высоко ноги и ступать осторожно, чтобы не встать на кого-нибудь. И снова проклятия сыпались на нее… Тогда Катинка просто побежала, уже не остерегаясь. Побежала и с разгона ударилась о холодную каменную стену, чуть постояла и двинулась вдоль нее ощупью. Стена образовывала круг. Катинка поняла это и бессильно опустилась на пол, подогнув ноги. Исчезла последняя надежда, последние силы. Села и тихо, жалобно заплакала.— Кто здесь? Чего скулишь над головой? Мало без тебя здесь слез?Катинка повернулась в ту сторону.— Темно мне… боюсь…— Не бойся темноты… бойся света.Катинка прижалась к стене и так в немом отчаянии замерла. Даже слезы, неудержимо лившиеся из глаз, как-то сразу высохли. Только в груди был огонь и стучало в висках. Уже не страшно стало. Страх исчез, оставив жуткую пустоту. Она сидела у стены и прислушивалась, как рядом с ней чей-то голос дико, бессмысленно повторял без конца одно и то же:— Все равно… все равно… все равно…Катинке казалось: кто-то влез ей в голову, как гвоздь, и настойчиво выталкивает ее мысли. Так сидела она, пока тот, кто шептал надоедливую фразу, не придвинулся вплотную к ней и дохнул могильным смрадом прямо в лицо. Запах был такой резкий и нестерпимый, что Катинка невольно откинулась назад и поползла дальше вдоль стены. Но тут же наткнулась на чьи-то ноги, и охрипший голос загремел над самым ухом:— Какой тут черт толчется? Это тебе не на улице.И кто-то больно ударил ее ногой в грудь. Катинка упала и ударилась головой о каменный пол. И эта боль вернула ее к действительности. Она снова ощутила страх, задрожала всем телом и, подняв голову вверх, заревела, как животное. Дико, жутко, тоскливо… И голос как-то не летел вверх, а стелился по полу, клубился вокруг нее и снова возвращался назад, бил ее в уши, в голову, в грудь, разрывая их на куски.Вдруг где-то ударил колокол. В одно мгновение вся яма осветилась, свет резал глаза. Катинка зажмурилась, но и сквозь веки яркий свет щекотал зрачки, слезы непроизвольно полились из глаз. Сквозь их кисею проникали лучи света, и она постепенно привыкла к нему. И вдруг… свет перестал резать глаза. Катинка может смотреть. Катинка уже смотрит. Катинка…Но нет. Катинка больше не хочет никогда видеть. Катинка немо, глухо прокляла радостный свет, открывший перед ней серые заплесневелые стены глубокой ямы, показавший все, что в ней копошилось, извивалось и корчилось.В цементированной яме, саженей пять глубиной, находилось более ста человек. Они ползали по черному к середине покатому полу. Кто сидел, кто лежал, кто перекатывался с боку на бок, поднимался и снова падал. Лиц не было. Какие-то уродливые черные заросшие морды или желтоватые маски, покрытые грязно-зеленой пылью. На тех жутких масках, как фосфорические огоньки, блестели точки безумных глаз, из которых навеки ушло сознание, в которых застыли испуг и отчаяние. Взлохмаченные волосы вздымались на головах, как пучки курая, снесенного ветром. Руки, шеи, лица многих были покрыты струпьями чесотки, экземы, раны гноились. Один вытирал свою кровавую рану — нос, другой обтирал сукровицу на губах или выхаркивал сгустки запекшейся крови. Кто корчился от боли, кто скулил от нестерпимого зуда или бился о пол головой. Дико выли, рычали и рвали на себе одежду, волосы, раздирали тело и кричали, кричали… Непрерывно, отчаянно, протяжно, произнося какие-то имена, отдельные слова: то ли мольбы, то ли проклятия, то ли горестные желания. Безумный взгляд Катинки блуждал по каменным стенам. И всюду —от темного свода вверху до черного грязного пола — видела она эти изуродованные фигуры, искалеченные, искромсанные тела — страшную, непостижимую картину отчаяния. Катинка все дальше и дальше отодвигалась от того места, откуда исходил свет фонаря, и, не мигая, смотрела.Сверху в яму на веревке опустился большой котел горячей пищи. А за ним в мешке опустили хлеб. Голодные люди дико набросились на еду, и в одно мгновение вокруг котла поднялся крик, визг, гам. И только опустел котел, как снова зазвучал колокол, и мгновенно яркий свет, мигнув, потух.Яма снова окуталась мраком, и Катинка обессиленно легла на пол. Так лежала она без дум, без мыслей, безразличная ко всему. Она почти не обращала внимания на то, что возле нее что-то сопело и кто-то начал лизать ее лицо. Катинка не пошевелилась и тогда, когда чьи-то сильные руки схватили ее и стали сжимать в объятиях. Она почувствовала, как по телу ее забегали чьи-то лапы и что-то треснуло в одежде. Она только прошептала:— Пусти… Не тронь.Но и этот шепот она, собственно, услышала, как что-то далекое, что ее не касалось, хотя было бесконечно гадким и противным.— Пусти… Не трогай меня.Но в ответ услышала только дикое рычание.Сколько издевались над Катинкой — она не знала. Как мертвая, лежала на холодном полу и почему-то считала свои годы. И чем больше считала, — когда родилась, когда и как прожила свою короткую жизнь, — тем больше удивлялась. Удивлялась, где взялось столько терпения, откуда появлялись силы, чтобы пройти… Многое не могла даже вспомнить. Да разве она теперь вспомнит все подробности своей жизни, всю боль и муки, которые пришлось перенести, все раны, что ноют где-то глубоко и так жгут, что боль застилает память!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125