Если оставить их службу неизменной, они так и не смогут понять, учат ли их истинной вере. Нам бы следовало прогнать их епископов и богословов, а нижнему духовенству продиктовать те изменения, которые следует внести в богослужения. Но для этого каждый приход должен подчиняться французскому сеньору, который бы следил за тем, чтобы они не вернулись к старой нечестивой службе.— Конечно, здесь должно быть множество французских сеньоров, — согласилась Анна, — и долг паломников, которые собираются жить здесь, заключается в том, чтобы как можно быстрее получить в лен местные деревни. Мой муж поклялся служить герцогу Нормандскому, пока не закончится паломничество. Все понятно, если герцог Роберт скоро вернется в Нормандию, но вдруг он останется здесь и будет преследовать неверных до самого края света? Если это случится, должен ли будет мессир Рожер следовать за ним вечно? Будет ли он иметь право нарушить клятву, если это позволит обратить в христианство неверных или еретиков?— Неужели вы оба думаете, что разбираетесь в этом вопросе? — свысока спросил Рожер. — Клятва верности не имеет к церкви никакого отношения. Если бы мне захотелось уклониться от нее, я бы нашел законников, которые подыскали бы мне оправдание, но я желаю быть верным своему слову. Это дело чести и для меня, и для моего отца, сражавшегося вместе с великим герцогом Вильгельмом!— Господь велит хранить верность клятве, и я не могу советовать вам ее нарушить, — заметил отец Ив. — Однако оммаж — церемония, не имеющая прямого отношения к христианству, и я действительно не могу судить об этом. Если вы думаете, что условия договора слишком жесткие, почему бы не попросить герцога освободить вас? У него репутация человека щедрого, и во Франции вассалы не так уж верны ему.— Зато здесь он очень суров, — парировал Рожер. — Паломниками он правит намного строже, чем своими нормандскими вассалами. К несчастью, осенью я уже просил его отпустить меня, когда собирался жениться, и он наотрез отказал. Если я попрошу об этом еще раз, ответ будет тот же, а попробуй я бросить его, он сочтет это бунтом.— Ну и что? — хладнокровно спросила Анна. — Бунт так бунт. Ручаюсь, за тобой пойдут многие безземельные рыцари. И что он сможет сделать? Манора у тебя нет, взять с тебя нечего, а если он снимет нас с довольствия, то мы можем захватить замок и жить за счет добычи. Однако мне кажется, что итальянцы будут рады принять нас к себе.— Не собираюсь я этого делать! Пусть отец Ив подтвердит, что это было бы ужасно! Мы ведь не хотим, чтобы паломники разделились на соперничающие банды, хотя граф Тарентский, может, и лелеет такую мысль.— Мессир Рожер прав, — серьезно сказал священник. — Герцог привел вас сюда и имеет право требовать от вас службы. Он никогда не обещал вам замок, и вы не можете бросить его, пока он выполняет все свои обещания. Мы покинули родину восемнадцать месяцев назад и находимся среди чужеземцев, законы и обычаи которых совершенно непостижимы; если мы перестанем придерживаться понятных нам западных обычаев, войско превратится в неуправляемую толпу. Мы же не греки, чьи правители борются между собой за трон. Может быть, мы и сумели добраться сюда только поэтому.— Такая дотошность кажется мне глупой, — сердито заявила Анна. — Отец Ив говорит, что мы должны править этой страной. Тогда нам нужен замок, в котором мы могли бы поселиться. Но ты для этого не хочешь ударить палец о палец. Тебе следовало бы прислушаться к моим словам и помнить, что первейший долг мужчины — это его обязанности по отношению к семье!— Вы забываете о собственном долге, — сурово ответил ей отец Ив. — Жена обязана покоряться мужу, так как женщины уступают в уме мужчинам и не в состоянии понять действие человеческих законов. Я считаю, что пока герцог вас содержит, ему нужно повиноваться, и не о чем тут больше говорить!Анна умолкла. Когда мужчины начинают болтать о природной слабости женского ума, любая женщина догадывается, что она-то как раз умнее их, и предпочитает сохранять спокойствие.
Весь остаток января осада еле теплилась — если действия, не наносящие никакого урона врагу, можно назвать осадой. Граф Блуа, как всегда, распределял скудный паек, и только это еще объединяло армию, потерявшую надежду на успех. Продолжался падеж лошадей, и недостаток вьючных животных приковал войско к лагерю, так что оно даже отступить не могло. Гарнизон Антиохии по-прежнему пас табуны за стенами города, несмотря на осадный замок Танкреда, и получал продовольствие через ворота Святого Георгия и Святого Павла. К концу месяца из деревни пришли тревожные вести: сирийские турки собирали войско, чтобы вызволить Антиохию из осады.Пилигримы были не в состоянии воевать, но отсутствие лошадей обрекало на неудачу любую попытку покинуть лагерь. Да и куда им было ехать? Порт Святого Симеона пустовал — мало кто рисковал выходить зимой в море. Второго февраля среди штатских началась небывалая паника, которой поддался и кое-кто из рыцарей, особенно безлошадных.Анна свыклась с мыслью о поражении, но держалась храбро. Было известно, что турки не убивают молодых пленниц, а продают их в рабство, и она обсуждала с отцом Ивом и мужем, что ей делать в случае захвата лагеря. Честь повелевала ей покончить с собой, но самоубийство считалось смертным грехом. Она попросила у отца Ива совета так спокойно, словно речь шла об устройстве летнего пикника.— Конечно, самоубийство — грех, — отвечал ей священник, — но в подобных случаях женщины просят близких им мужчин убить их. Это вполне допустимо, потому что сами мужчины обычно бьются до последнего и встречают смерть в бою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120