Разве я не говорил тебе, что, соблюдая предосторожности, можно избавиться от риска этих неудобств? Разве не согласилась ты со мной в том, что женщины боятся только трех вещей: дьявола, дурной репутации и беременности? Насчет первого, надеюсь, ты совершенно спокойна. Твоя репутация также выше всяких подозрений. Я же настолько осторожен и предусмотрителен, что никогда не допущу неловкость, которая могла бы этой репутации повредить; наконец, забеременеть можно лишь из-за оплошности любовника. А я тебе объяснял, как устроен человек и как, не ломая себе голову, избежать этого. Давай повторим урок, чтобы ты лучше запомнила...
...Любовник, перенесясь мыслью к возлюбленной или увидев ее воочию, впадает в состояние, благоприятствующее половому акту: кровь его кипит, копье поднято наперевес. Возлюбленная тоже охвачена волнением, и вот уже милующиеся приняли нужную позу. Несколько секунд — и стрела мужчины загнана в колчан женщины. Животное удовольствие, вызванное трением половых органов, готовит извержение семени. Любовниками овладевает крайнее возбуждение и чудесный сок готов излиться наружу. Именно в этот момент опытный мужчина извлекает птичку из гнезда, и его собственная рука или нежная рука возлюбленной вызывает семяизвержение. Никакой опасности забеременеть в этом случае нет. Легкомысленный или грубый любовник продолжает трудиться, ни о чем не заботясь. Именно в этом случае изверженное семя из влагалища попадает в матку — и вот уже несчастная женщина оплодотворена.
Вы хотели повторить урок, мадам, и я это сделал, — продолжал аббат Т..., оглядываясь по сторонам. — Надеюсь, вы хорошо меня изучили и вам не следует бояться того, что я буду неосторожен. Тысячи раз я имел возможность доказывать вам свою педантичность. Позволь, дорогая, перейти к действиям. Ты видишь, в каком напряженном состоянии находится мой плутишка? вот, держи его, моя радость...
— О, да, он великолепен...
— Сожми его как следует; видишь, он просит пощады и я...
— Только не это, мой дорогой аббат, — немедленно возразила мадам С..., — уверяю вас, только не это... Нам придется ограничиться упражнением, удовольствие от которого получите только вы. Пусть это и не совсем справедливо... Дорогой! Позволь, я образумлю этого великолепного бесстыдника...
— О, о! Доволен ли ты моею грудью, бедрами, — продолжала она как бы в забытьи, — поцелуй еще, помни их руками!
...Милый, но зачем так высоко поднимать рукава? Месье нравится наблюдать за движениями обнаженных рук? Я правильно делаю? Молчишь... Ах, проказник, как ему нравится!
Какое-то время было тихо. Потом вдруг я услышала, как аббат воскликнул:
— Дорогая мамочка, я больше не могу: чуть побыстрее, дай мне сюда твой маленький язычок, я прошу тебя. Ах, все, все-все!
Посудите сами, дорогой граф, каково было мое состояние, когда я слушала эту поучительную беседу. Много раз я пыталась приподняться и, вытянув шею, увидеть все происходящее собственными глазами. Но просвет в листве деревьев было найти не так-то просто. Я боялась совершить неловкое движение и выдать себя. В то же время я занялась собой. Разговор друзей меня взволновал, и мне требовалось известное освобождение.
Прошло несколько минут после прерванного разговора (аббат, видимо, приводил себя в порядок), и я услышала его слова:
— По правде говоря, мой друг, вы оказались правы: наслаждение было столь сильным, что я бы, пожалуй, не сумел вовремя остановиться и одарил бы вас в избытке чудесной жидкостью. Прекрасно, что наше упражнение прошло не в обычной позе, и я не нарушил ни одно из взятых мной обязательств.
— Нужно признать, что мы животные слабые и не вполне способны управлять нашими желаниями, — каким-то изменившимся голосом ответствовала мадам С... — Дорогой аббат, в твоих рассуждениях нет ничего неожиданного, но правда ли, что в наслаждениях особого рода мы не выступаем против интересов общества? Неужели даже образцовый любовник, вовремя извлекающий птичку из гнезда и растрачивающий свой животворный бальзам впустую, неужели он, как и истинный праведник, находится в полной гармонии с окружающим его обществом? Ведь он, по крайней мере, лишает общество потенциального гражданина.
— Такие рассуждения, — возразил аббат, — только по видимости имеют под собой твердую основу, но я вам докажу, что это-только поверхностное впечатление. Не создано такого закона — ни человеческого, ни Божеского, — который призывал или тем более принуждал трудиться над продолжением рода человеческого. Не будем забывать о легионах монахов и монахинь, чьи чресла никогда не произведут себе подобных и деятельность которых освящена законами. Эти же установления толкают женатых мужчин к продолжению интимных отношений с беременными женами, хотя такая жизнь продолжению рода не способствует. Состоянию девственности всегда во всех странах мира отдавалось предпочтение перед замужеством. Из сказанного можно сделать один вывод: просвещенные любовники, занятые своими невинными забавами, никак не хуже затворников многочисленных обителей, обреченных отдать Богу душу, так никогда и не увидев славных потомков своих. Последние без толку копят семя, вторые — впустую его расточают. Разве в глазах общества они не равны? Тс и другие бесполезны. В то же время здравый смысл верно подсказывает нам, что уж лучше отдаться наслаждению, впустую растрачивая семя, нежели бессмысленно копить Божественную жидкость, нарушая естественный ход вещей, при этом угрожая собственному здоровью и даже жизни самой. Как нетрудно увидеть из моих рассуждений, милый мой обличитель, — добавил аббат, — радости людей цивилизованных приносят обществу не больше вреда, чем прославляемое воздержание монахов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70