Моя подруга в отчаянии делала все возможное, чтобы оживить героя, но даже самые нежные поцелуи, самые возбуждающие прикосновения были напрасны. Только прекрасная музыка способна была вдохнуть жизнь в этот бессильный член.
— О, дорогой мой, — воскликнула Минетта, — не оставляй меня! Я ошиблась, потому что любила тебя каждой клеточкой своего тела и увлечена была порывом, налетевшим на меня, словно шквал. Милый, не покидай меня! Манон, Манон, помоги мне: покажи ему свое заветное место, и это зрелище вернет его мне. Я не перенесу даже мысли о том, что мой милый не кончил. Биби, дорогой, — продолжала Минетта, — попроси Манон, и она примет твою любимую позу. Манон это сделает ради дружбы ко мне... Помнишь, как играла с тобой графиня?
С того момента, как Биби начал кричать на возлюбленную и, огорченный покинул место боя, я смеялась как безумная. В самом деле, с каких это пор ягодицы стали заменять метроном и качеством вокализа можно было измерить степень вожделения? Как было не смеяться тому, что какие-то бемоли могут наносить смертельные удары по любви?
Я знала, что сестра баронессы была готова сделать все, что угодно, ради охваченного похотью мужчины. Не только сластолюбие, но и жадность ее не имели границ. С ней щедро расплачивались за ее услуги, которые, видимо, выходили за рамки обыкновенного. Поэтому просьба Минетты заменить собой не кого-нибудь, а именно графиню застала меня врасплох. Но неведение мое продолжалось недолго.
Помирившиеся любовники уложили меня ничком, подложив под живот три или четыре подушки, тем самым приподняв ягодицы. Руки были свободны, голова упиралась в изголовье кровати. Минетта легла на спину, пристроив голову между моих бедер. Лоб ее касался волос, которыми заросла моя пещера, и казался закрытым челкой. Биби покрыл Минетту, упираясь руками в кровать. Как видишь, Тереза, в такой позе месье Биби имел возможность на расстоянии четырех пядей от собственного носа лицезреть одновременно пышную растительность Манон, ее ягодицы и черты лица своей возлюбленной. На этот раз музыки не понадобилось. Биби без разбору целовал, лизал, кусал все, что было перед ним; он не отдавал предпочтения лицу по сравнению с задницей, он чмокал, сопел и рычал одновременно, а его копье, направляемое рукой Минетты, быстро вернувшее прежнюю упругость и отвагу, вело бой не на жизнь, а на смерть. Море звуков (не надо забывать о криках Минетты и моем хохоте), казалось, вздымает полог над широченной кроватью, меломан и певица обливались потом, но энергия их представлялась неисчерпаемой... Я устала от смеха значительно раньше, чем оба партнера, в конвульсиях, изошли.
...Некоторое время спустя я познакомилась с одним епископом, который оказался настоящим маньяком. Не каждые уши способны выдержать рассказы о развлечениях, которым предавался этот достойный человек. Но я остановлюсь только на одной детали.
Представь себе, как только его светлость начинал чувствовать приближение долгожданного наслаждения, он начинал выть, и с его губ вместе с пеной начинало срываться: "Ай! Ай! Ай!" Интересно, что этот толстенный прелат усиливал звук и повышал тональность криков таким образом, что становилось явным — пик наслаждения рядом и вскоре огромная туша утонет в глубинах похоти. Звуки, издаваемые голосовыми связками страдальца любви, были столь мощны, что их можно было услышать и за тысячу шагов. Верному слуге пришлось законопатить все щели в апартаментах.
Рассказ мой был бы почти бесконечен, дорогая Тереза, если бы я попыталась описать все причуды и забавы мужчин, ведь сладострастие их поистине не имеет пределов. Впрочем, я тебе расскажу еще кое о чем.
Однажды меня привели к одному очень богатому человеку. Все делалось тайком, в дом мы проникли через черный ход — не дай Бог, чтобы кто-нибудь узнал о нашем визите! Определенные пристрастия могли серьезно повредить его солидной репутации. Меня предупредили о том, что в течение пятидесяти лет порог спальни богача переступали только девушки, и ни одной из них не удалось сделать это дважды. Знаменитый человек сам открыл мне дверь. Заранее обо всем осведомленная, я разделась немедленно и подставила хозяину для поцелуя крепкие, как орех, ягодицы.
— Теперь беги, моя девочка, и побыстрей! — воскликнул хозяин дома, державший в одной руке свой член, которым с угрозой потрясал, а в другой — связку розог, которыми пугал еще более свирепо. Я бросилась бежать, он за мной; мы сделали пять или шесть кругов по комнате, и он все время орал, как сумасшедший: "Беги же, дрянь, беги!"
Наконец, он в изнеможении упал в свое кресло, дал мне два луидора, и я ушла.
Другой, раздев меня от пупка до пяток, сажал на край стула, вручал "годемише" и давал знак действовать. Преодолевая апатию и отчуждение, я пускала в ход громадное орудие, в то время как партнер пожирал меня глазами. Вскоре он принимал идентичную позу, захватывал в кулак солидную стрелу и начинал работу, по-прежнему глядя в упор широко раскрытыми глазами. Этот человек владел собой настолько хорошо, что кончал всегда только после того, как я достигала вершины наслаждения.
Помню еще одного дряхлого врача, в котором потенция просыпалась лишь после того, как я наносила не меньше ста ударов хлыстом по его иссохшим ягодицам. Одновременно моя помощница, обнажив неимоверных размеров грудь, обрабатывала фаллос эскулапа, стоя перед ним на коленях. Мы раз за разом добивались успеха, с удивлением отмечая, что в старце просыпаются остатки жизненных сил, и ему удается по капле отдавать тот эликсир, что еще сохранился в его тщедушном теле. В минуты отдыха этот опытный человек объяснял нам, что именно таким способом можно оживить совершенно бессильного мужчину и даже разжечь жизнь в лоне бесплодной женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70