Я опустилась на кушетку, стоявшую рядом, но когда подняла глаза, то увидела три огромных инструмента, нацеленных на меня.
— Ах, святые отцы, — воскликнула я, — подождите, прошу вас, давайте по порядку. Я пришла сюда не для того, чтобы разыгрывать невинность, но давайте решим, кто из вас первым будет меня иметь.
— Я! — закричали они все вместе, не давая мне закончить.
— Что, молодые бородачи? — прогнусавил один из них, — Вы осмелитесь опередить меня, отца Ан-жа, самого старшего из вас? Богохульники... Нет на вас креста!
— Ты спятил, — завопил другой. — Нам еще этого не хватало: заботиться о субординации в доме у шлюхи! Уж где-где, а здесь отец Ансельм равен отцу Анжу.
— Врешь! — воскликнул первый, сверкнул его кулак. Ансельм устоял на ногах и бросился на обидчика. Сцепившись намертво, они покатились кубарем в угол комнаты. Там они вволю тузили друг дружку, поддавая друг другу под зад своими грязными волосатыми ногами. Теперь им было не до любви. Дюпои, причитая, бросилась их разнимать, но это ей удалось лишь окатив водой из большого кувшина.
Пока они дрались, отец Илер не терял времени даром. Он повалил меня на спину, задрал юбки и, не обращая внимания на мой судорожный смех, похожий на рыдания, стал навострятся для проникновения в раковину, за которую столь отчаянно сражались его товарищи. Его несгибаемый дротик, однако, встретил неожиданное препятствие, оказавшееся непреодолимым. Смущенный Илер обследовал раковину, помогая себе пальцем, но остался в недоумении. Новая попытка принесла тот же результат. Все, чего он достиг, это вылить свой густой бальзам в преддверии недоступной пещеры.
К счастью, монах овладел собой и совершенно успокоился. Он потребовал тишины, Затем, подчеркивая важность происшедшего, отец Илер поведал приятелям о непреодолимом барьере, преграждающем вход в святилище наслаждений. Тогда монахи потребовали объяснений у Дюпон, посчитав себя жестоко обманутыми. Оценив ситуацию, сводня открыла дверку буфета, заполненного бургундским, и предложила гостям отведать столько драгоценной влаги, сколько каждый из них захочет.
Время шло, и я заметила, что орудия святых отцов снова напомнили о себе. Винные пары, как известно, не только кружат головы, но и способствуют разжиганию похоти. Поднимая тосты, капуцины стали превозносить приап, словно это был центр Вселенной, омываемый волнами добра и зла. Сначала алтарем для их жертвоприношений служил мой несравненный зад, а потом и их собственные тылы.
Вскоре неудержимое веселье овладело всеми нами. Мы разукрасили губы капуцинов нашей помадой, наклеили им мушки. Потом пришла очередь святых отцов примеривать на себя детали моего туалета. Вскоре я оказалась в чем мать родила и накинула на плечи плащ капуцинов, что вызвало восторг собравшихся, заявивших, что я в нем очаровательна.
— Пусть бросит в меня камень тот, кто скажет, что видел в Париже мордашку прелестнее, чем у нашей Манон! — возгласила изрядно опьяневшая Дюпон.
— Черт возьми, — ответил отец Анж с пьяной горячностью, — я пришел сюда не мордашками любоваться, а для того, чтобы поиметь какую-нибудь суку, вот для чего я здесь. Я хорошо заплатил, — прибавил он, — и этот приап (он схватил рукой свой собственный) не уберется отсюда, пока не попробует внутренность хотя бы у самого черта!
Здесь, прервав повествование, Буа-Лорье подняла указательный палец и, понизив голос, сказала: "Сейчас будет забавная сцена, Тереза, но она утратит всю свою прелесть, если я буду смягчать выражения". Пока я думала, что ответить знаменитой куртизанке, она стала продолжать, не испытывая никакого стеснения от грязных словечек, вызванных к жизни ее памятью:
— Вот именно: хотя бы и самого черта! — загремела представительная Дюпои, вставая со стула и опрокидывая его. Лицо ее покраснело, грудь высоко вздымалась, глаза горели. — Ладно, мудак! — бросила она Анжу и задрала свои юбки до самого пупа. — Посмотри на эту достойную..., которая стоит двух других; я неплохая чертовка: дери же меня, если у тебя хватит смелости, и не жалей о деньгах, козел!
С этими словами она одной рукой схватила Анжа за бороду, другой за шею и увлекла назад, на постель. Святой отец, ничуть не смущенный энтузиазмом своей Прозерпины, после недолгих поисков вогнал свое орудие куда следует.
Буквально после нескольких качков грузного мужлана шестидесятилетняя сводня, ощутив все преимущества положения, в котором ей не приходилось находиться последние лет двадцать пять, стала впадать в состояние экстатическое и застонала не своим голосом:
— О, мой папа, — повторяла она, вертясь как бешеная, — дорогой папочка, дери же меня, еще, еще, еще! Господи, мне опять пятнадцать лет; да, убедитесь, мне всего пятнадцать... Какая мощь... ооо... Ну же, мой херувим!.. ты вернул меня к жизни... ты делаешь достойное дело...
В промежутках между этими громкими восклицаниями Дюпон осыпала своего самца поцелуями, щипала, кусала за шею уцелевшими чудом обломками зубов.
А святой отец, накачавшийся вином, лишь мычал и продолжал трудиться, казалось, без устали, но так только казалось. Вино действовало все сильнее, зрители в лице преподобных отцов Ансельма, Илера и меня вскоре увидели, что лицо отца Анжа побагровело, он захрипел...
— А, гад! — вдруг крикнула опытная Дюпон, — пусти меня, собака, пусти, пусти, пусти!..
В этот самый момент святой отец содрогнулся всем телом, и вместе с монашьим рыком на лицо несчастной хлынуло все содержимое его желудка. Отвратительная смесь тут же забила разодранный криком рот сводни. Реакция старухи была не менее ужасна: она ответила целым фонтаном блевотины, окатившим голову отца Анжа целиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70