Для консультации был приглашен опытный врач. У меня был зверский аппетит и ничего похожего на лихорадку, меня не мучали никакие боли; но все же я слабела и еле держалась на ногах. Матушка, боясь за мою жизнь, ни на минуту не оставляла меня одну и клала спать вместе с собой. Каково же было ее изумление, когда однажды ночью она с изумлением увидела, что, отдаваясь сну, я держу руку на той части тела, которая отличает нас от мужчин, и вполне безобидным трением пытаюсь добиться приятных ощущений, столь странных, когда речь идет о семилетней девочке, и так хорошо знакомых пятнадцатилетним. Матушка не могла поверить своим глазам. Она осторожно подняла одеяло и простыню и, поднеся лампу, будучи женщиной опытной и благоразумной, стала терпеливо дожидаться результата моих манипуляций. Как и следовало ожидать, я стала метаться, затем по телу прошла дрожь и достигнутое наслаждение разбудило меня.
Первым порывом матушки было как следует меня отругать; она хотела знать, кто научил меня всем этим мерзостям. Заплакав, я ответила, что не знаю, чем могла так ее рассердить, не понимаю, что означают "непристойные прикосновения", "бесстыдство" и "смертный грех", о которых она говорит. Искренность ответов убедила ее в моей полной невинности. После этого я уснула, и все повторилось вновь. Через две-три ночи у матушки не осталось никаких сомнений в том, что виной всему мой исключительный темперамент, заставляющий во сне заниматься тем, чем наяву утешают себя несчастные монахини... Мне стали крепко связывать руки, так что я уже не могла продолжать свои ночные развлечения.
Вскоре я выздоровела и вновь окрепла. Хоть от дурной привычки я избавилась, но темперамент мой ничуть не ослаб. Напротив, лет девяти-десяти я начала испытывать беспокойство, томиться неясными для меня желаниями. В ту пору на чердаке или в какой-нибудь уединенной комнате часто собиралась компания девочек и мальчиков одного со мной возраста. Там мы играли в свои игры: один из нас назначался школьным учителем, за малейшую ошибку полагалось наказание розгами. В этом случае мальчики снимали свои панталоны, а девочки поднимали юбки и нижние рубашки и внимательно рассматривали друг друга. И вот, поочередно, пять или шесть очаровательных попок были сперва обласканы и затем биты розгами. То, что у мальчиков зовется "писька", служило нам игрушкой. Мы гладили и сжимали игрушки в руках, целовали эти маленькие приспособления, предназначение и цена которых была нам пока неведома. Мальчики, в свою очередь, целовали наши попки. Зато место, служащее у нас центром наслаждения, почему-то не вызывало никакого интереса. Откуда такое пренебрежение? Я не знаю, но таковы уж были наши забавы, нами руководили лишь природные инстинкты.
Так провела я два года, предаваясь невинному разврату, после чего матушка поместила меня в монастырь. В ту пору мне исполнилось одиннадцать лет. Первой заботой настоятельницы стало подготовить новенькую к первой исповеди, не вызывавшей, кстати, у меня никакого страха, поскольку я не страдала угрызениями совести. Со мной беседовал старый капуцин, духовный наставник матушки, и я рассказала ему обо всех провинностях и грешках, обычных для девочки моих лет. Когда я призналась в своих отступлениях от нравственности, он сказал: "Если вы и впредь будете следовать тем принципам добродетели, которые внушила вам ваша мать, вы придете к святости. Прежде всего, остерегайтесь прислушиваться к голосу демона плоти; я являюсь духовником вашей матушки, и она поделилась со мной опасениями в связи с вашими нечистыми наклонностями, являющими собой самый гнусный из всех пороков. Я был бы очень рад, если бы она ошиблась в своих выводах, к которым пришла четыре года назад во время вашего странного недомогания. Но без ее заботы, дитя мое, вы бы погубили и ваше тело, и вашу душу. Конечно, теперь я не сомневаюсь, что те прикосновения к своему телу, о которых она мне поведала, были непроизвольны, и я убежден, что она преувеличивала опасность, вам угрожавшую".
Встревоженная услышанным от исповедника, я просила его сказать мне, что же я сделала такого, что могло создать у моей матери такое дурное представление обо мне. Он без труда, но в самых осторожных выражениях объяснил, что тогда произошло, и рассказал о предосторожностях, принятых матушкой ради исправления дурной привычки с тем, чтобы привычка эта никак не отразилась на моем будущем.
Эти рассуждения напомнили мне о забавах на чердаке, о которых я только что рассказывала. Краска залила мое лицо, я опустила глаза как человек, которому есть чего стыдиться. Я была озадачена и, думаю, именно тогда в первый раз осознала преступность наших развлечений. Святой отец спросил меня о причине моего молчания и моей грусти. Я рассказала ему обо всем. Каких только подробностей он не требовал от меня! Моя неискушенность в терминах, простодушие, с каким я описывала наши действия, и наивность в оценке такого рода развлечений убедили его в моей невинности. Сдержанность, с которой он осудил эти игры, редко встречается у служителей церкви. Но из слов его было ясно, что он смущен размерами моего темперамента. Пост, молитва, медитация, власяница — вот оружие, которое он указал мне для борьбы с моими страстями.
— Никогда, ни рукой, ни взглядом, не касайтесь той гнусной части своего тела, посредством которой вы мочитесь. Ведь это не что иное, как то самое яблоко, которое соблазнило Адама и привела к осуждению всего рода человеческого за первородный грех, это вместилище дьявола, его престол. Опасайтесь быть застигнутой врасплох этим врагом Бога и людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70