Далее следовали два номера с фамилиями. Одна производила впечатление русской, но уверена Анна не была, а в восточноевропейских индексах она не разбиралась. Другой номер был американский. Оба телефона принадлежали мужчинам. Анна писала так быстро, что сломала кончик своей помады. Подойдя к двери в поисках более подходящего пишущего инструмента, она услышала стук в нее.
— Анна?
На маленьком экранчике телефона зажглось имя «Софи», за которым следовала буква «В».
— Анна?
И номер, по всей видимости, американский. Код 212, Центральный Манхэттен. С бешеной торопливостью она записывала номер остатком помады, таявшим и крошившимся под ее пальцами, так что четыре последние цифры были еле различимы: 87.87.
Стук в дверь стал громче. Теперь он барабанил изо всей силы.
— Анна, Анна, ты здесь?
— Угу. Подожди минутку. Я в уборной.
Она поглубже запихнула бумажку в свой туалетный мешочек, висевший над раковиной, поглубже, на самое дно, закрыла молнию. Потом спустила воду.
— Уже иду! — крикнула она под шум воды и бросилась к двери, попутно сунув мобильник обратно к нему в карман. — Прости, — произнесла она, когда он вошел,
— С замком что-то... Ты как, в порядке?
— Да, все нормально. Я голая была, а они тут пришли постель стелить...
— Чем ты здесь занималась? Я битый час жду, даже больше!
— О... Я... я до Лондона дозванивалась, и все время было занято.
— Но ты же сказала, что поговорила с ней, разве не так?
— Мне надо было сказать еще пару слов. Ну, в общем, теперь я дозвонилась. Ты, наверное, с голоду помираешь.
— Я аннулировал заказ — слишком поздно было. Теперь придется искать другое место.
— Прости. Может, прямо сейчас отправимся? Я готова.
— Неужели? — Он чуть нахмурился и, взяв ее руки в свои, вывернул их ладонями наружу. — Что ты с собой сделала? — С шутливым изумлением он покачал головой. — Ты похожа на невесту на индийской свадьбе!
Она опустила взгляд вниз на свои руки — пальцы и ладони были в ржавых полосах, словно вымазанные хной.
— Ах, так это помада! Сломался тюбик...
— Сломался, прежде чем ты успела намазать им губы, понятно, — сказал он. Он коснулся пальцем ее нижней губы, потом сунул ей в рот кончик пальца. Она поймала палец языком, заглотнула поглубже. Он улыбнулся. — С тобой и об ужине, неровен час, забудешь. Как тебе такой комплимент? Ладно, идем ужинать.
Выходя, он стянул с вешалки свой пиджак. Показалось ей это или он на самом деле сунул руку в карман, проверяя, там ли мобильник?
Они не сразу отыскали ресторан, где их так поздно согласились обслужить, а сев за столик, обнаружили, что есть им легче, чем поддерживать беседу. Есть и пить. Для него это была вторая бутылка, для нее — первая. На середине бутылки он отправился в туалет. Звонил ли он там по своему мобильнику, кто знает? Когда он вернулся, она попыталась осторожно прощупать почву, произвести легкую разведку.
— Могу я задать тебе один вопрос? — как бы невзначай спросила она. — Что поделывает твоя жена сегодня вечером? Как ты думаешь?
— Моя жена? Понятия не имею. Может быть, проводит время с друзьями.
— Какая она из себя? Похожа хоть чуточку на меня?
— Нет. Нет, она вовсе на тебя не похожа. Анна...
— Интересно, на каком языке вы с ней говорите в постели? Она знает английский так нее хорошо, как ты французский?
Сдвинув брови, он опустил на тарелку свою вилку.
— В чем дело, Анна? Ты злишься на меня за то, что скучаешь по дому?
Лучше бы ты не был столь проницателен, подумала она. Тогда, может быть, меня не так сильно тянуло бы к тебе.
— А что ты так разволновался, Сэмюел? Это простое любопытство.
— Нет, это не простое любопытство. Это называется «бередить рану». Не желаю я больше говорить о ней! Не желаю видеть ее за этим столом! Хочу быть с тобой — не так уж много времени у нас с тобой теперь в запасе.
— День и две ночи. Достаточно. «Достаточно» для чего? Но он не поднял брошенной ему перчатки.
— Ладно, оставим это. Чем займешься на той неделе в Женеве?
Он пожал плечами.
— Тем же, что и всегда.
— А чем именно?
— Повидаюсь с одним человеком насчет картин.
— А в Лондон когда собираешься?
— Ну... Еще точно не знаю. Может быть, через неделю.
— Через неделю? И с какой целью — для работы или для удовольствия?
Он выдержал ее взгляд.
— Думаю, это зависит от того, простишь ли ты мне ошибку, которую я, кажется, совершил. — Она сделала жест, словно не понимая смысла его слов. Протянув руку через стол, он накрыл ею ее руку. Прикосновение это было таким теплым. Так легко было обмануться в его чувствах. — Я не должен был оставлять тебя одну, — тихо сказал он.
— Когда?
— В номере, когда ты звонила. Ты тогда отправилась в путешествие без меня, и теперь мне тебя не догнать.
Она все глядела на него.
Его внимание к ней было как луч фонарика, освещающий самые темные из закоулков. Она потупилась.
— Прости. По-моему, я просто устала.
Он отпустил ее руку и подлил ей в бокал еще вина.
— Да. Так же, как я. Почему бы нам не расслабиться немного, а? Оба мы немного засбоили. Переусердствовали с сексом, не высыпались. Так и с ума сойти недолго.
Она улыбнулась. Что бы там ни было, но он ничего не заподозрил.
— Ты прав. — Она откинулась на спинку кресла, потягивая вино из бокала. — Прости.
Он осушил свой бокал и немедленно наполнил его.
— Знаешь, у меня из головы не идет тот сегодняшний старик, — сказал он после паузы, уставившись на красный виноградный сок в бокале. — Я так и вижу его перед собой, вижу, как осветилось его лицо, когда он декламировал Данте. Это было потрясающе.
— Лучше, чем картина на дарохранительнице?
Он ответил не сразу, словно воскрешая в памяти образ, проверяя впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95