…Он увидел зеленые оливки Афин накануне праздника Великих Панафиней. Мильтиад идет не спеша по Керамику К е р а м и к, П н и к с – районы Древних Афин.

, видит предпраздничный люд, видит, как украшают корабль, стоящий возле Аэропага.
Между праздничными белыми хитонами горожан, подбитыми бахромой и расшитыми яркими узорами, выделяются оранжевые одежды жрецов. Побеленные заборы и стены домов слепят глаза, а высокая голубизна неба благословляет будущий праздник.
В стороне остался Пникс, а Мильтиад блуждал по улицам, пока не попала ему на глаза стройная девушка в желтом хитоне. Темно-русые волосы девушки были причесаны в большой узел на затылке и убраны под сетку. Неправильные черты ее смуглого лица представились Мильтиаду необычно красивыми, а тихая печаль в глубине глаз завлекла его. Мильтиад искал и находил взгляд девушки, чувствовал теплую тяжесть его в своих глазах, в своем сердце.
Девушка прошла мимо, в сторону Акрополя, не оглядываясь, а Мильтиад, следуя за ней, мог видеть гордую походку и сандалии, легко ступавшие по плитам, а впереди, вверху, возвышалась медная Афина с копьем. Толпа разлучила их…
Долго и напрасно искал он ее потом в суете шумного города. Соревнования, игры, пение в Одеоне – ничто не привлекало Мильтиада, и утром, перед началом процессии, его потянуло к морю.
По пути к Пирейским П и р е й – порт вблизи Афин.

воротам он на некоторое время смешался с толпой горожан. Отмеченные венками победители, вооруженные воины, женщины с кувшинами на головах – все это вскоре осталось позади, и около полудня Мильтиад очутился в Пирее.
Тут они встретились вновь. Девушка одиноко стояла возле усыпальницы, будто ожидая кого-то, а потом они шли рядом…
Было солнце, и бархат волн, и чистая, нежная голубизна неба, обвенчавшая их. Они любили друг друга, и неугомонно шумящее море белой пеной, как пышными цветами, украсило их.
Мильтиад восторженно смотрел на нее, всю залитую лучами, когда море топило солнце в потемневшем просторе волн, на ее статную фигуру, на красные волосы, спадающие на округлые плечи. Стройные ноги с широковатыми икрами придавали ей легкую монументальность, и можно было понять мастеров-ваятелей, которые творили по такому образцу.
Они возвращались в город. В свете факелов ходили справа налево двудонные кубки и ревел веселый пир. Они молча несли мимо людей свое счастье, ибо негоже девушке-жрице любить кого-нибудь, кроме богов.
Они вошли в храм. Недостижимая, суровая Афина смотрела на них. Плечом к плечу стояли, угнетенные величественной пустотой храма. Девушка встрепенулась, коснулась рукой подбородка и колен… С неистовой верой молила она лучезарную Афину-заступницу благословить их любовь, простить, спасти их своей силой.
Мильтиад смотрел, и слушал, и начинал верить, что счастье возможно. Вокруг вздымались, мигали пламенем светильников стены, и взирала на них загадочная богиня. Потом они молились вдвоем – в отчаянии, не слыша собственных слов, не замечая ничего вокруг, и только свежее дуновение ветра вернуло их к действительности. Они очутились среди просторов степного ковыля. Ни единого живого существа, только они да степь, и мрак ночи, и таинственные сезвездия, глядящие сверху на неисповедимые пути человеческой жизни и человеческой любви…
Мильтиад сел, не мог сообразить, где он, что с ним… Немилосердно палило солнце, сверху доносились голоса Продика и Гистиея.
Гистией подумал, что поступил неосмотрительно, состязаясь с Мильтиадом в плавании. Ведь именно ему, Гистиею, Дарий поручил охрану моста и присмотр за греками. Мильтиад из Херсонеса, этот сын красильщика, мальчишка по сравнению с ним, хоть и побывал архонтом в Афинах. А все от жары. Лишила Гистиея рассудка на глазах всего войска.
Пока Гистией размышлял, на противоположном берегу возникла непонятная суматоха.
Маленькие фигурки сбегали по лестницам с триер, поблескивали щиты и кончики кольев.
Гистией, Продик и Мильтиад побежали к триерам. Ударили весла по воде. Начальники понукали гребцов, и расстояние до берега быстро сокращалось.
Гоплиты, по колено в воде, окружили подступы к мосту. И когда над камышом показались луки и войлочные шапчонки всадников, греки прикрылись щитами и подняли копья.
Скифы! От греков их отделяла стадия земли, очищенной от камыша, по распоряжению Гистиея.
Скифов было немного – около двух тысяч. Гистией облегченно вздохнул. Подплывали новые триеры, из них выходили воины. Скифы наблюдали.
– Что надо славным сколотам? – обратился к ним Гистией.
Горбоносый скиф в бронзовом шлеме, в окружении воинов, и женщина в сопровождении безбородых всадников остановились на расстоянии полета копья, вынули из ножен мечи, переложили их в левые руки, затем вложили мечи в ножны и прижали десницы к груди.
– Греки! – воскликнул горбоносый. – Не с войной пришли мы к вам. Мы принесли вам свободу. Если хотите, выслушайте нас.
Гистией подал знак, и скифские послы подъехали ближе. Молодой русый скиф с чашей-черепом у седла опустил на землю перед Гистиеем большой мешок. Гистией заглянул в него и увидел лоснящиеся черные шкурки выдр.
– Это вам, правители городов Анатолии и островов. Цари сколотов шлют подарок и просят их выслушать.
– Прошу, прошу, – засуетился Гистией.
Послы спешились, пошли за Мильтиадом, Продиком и остальными тиранами на триеру Гистиея. Здесь, на палубе, рабы натянули большой тент. Поставили амфоры с вином, свежие фрукты. Уселись на мраморных скамеечках, и Гистией, нарушая греческий обычай (солнце было еще высоко), приказал рабам поднести всем по полному килику вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26