— прохрипел татарин в рысьей шапке, с арканом в руке, склонив над юношей свирепое лицо.
Бориска смело посмотрел в злобные щели его глаз, гордо сказал:
— Мы — московитяне…
От берега бежал воин, кричал татарам:
— У князя проезжая грамота! Эй, пайцза хана!
Татары поскакали к берегу. Иван Данилович, сидя в ладье, протянул пайцзу — на золотой пластинке дрались два тигра. Пайцза приказывала во всех землях выдавать ее владельцу лошадей, корм, провожатых.
Не дешево, ох, не дешево досталась эта пайцза Калите! Всадник, возвращая ее, покровительственно улыбнулся:
— Зачем птицу молодую твой воин убил? Не надо. Закон нарушил…
Татары повернули коней и так же быстро, как появились, исчезли. Снова наступило безмолвие. Только стрекотали кузнечики да у кургана в луже крови лежал истерзанный Трошка.
Его похоронили здесь же, вырыв могилу мечами, и, молчаливые, угрюмые, поехали дальше.
«Вот и нет Трошки… « — думал Бориска, опустив руку за борт, в воду. Пережитое им самим отошло прочь: ему до слез жаль было юнца. Остались у Трошки в Москве старуха мать, сестренка лет семнадцати да старшая — в Подсосенках. «То-то убиваться станут, — горестно думал Бориска. — Сколько наших уже погибло так… «
По берегам виднелись сожженные города, поросшие леском; селения с вырубленными садами, обуглившимися балками строений.
На мгновение представилась Бориске вся неоглядная Русь. Истоптанная копытами вражеской конницы, иссеченная плетьми, опутанная вервиями, лежала она, кровоточа, с трудом сдерживая стон, готовый вырваться из могучей груди.
Русь возлюбленная! Как уменьшить муки твои? Как омыть раны, освободить от впившихся в тело пут?
Кабы знал, ничего не пожалел для этого, ничего не устрашился бы, только б тебе принести облегчение!..
Бориска тяжело вздохнул.
Чем ближе к Орде, тем явственнее виднелись следы татарских набегов. Но и среди этого разора, меж пепелищ, неистребимо копошились люди, и Бориска вспомнил слова деда Юхима: «А мы-то живы, живы!»
Насупившись, сидел в ладье князь.
«Ну, что сейчас сделаешь? Вот так налетят, сомнут… Умный муж бывает не только на рати храбр, а и в замыслах крепок. Дед Александр великим стратигом был. И мне его дело продлить надобно. Пока русская земля не готова к схватке, не уйти от тяжкого соглашения. Может, только в том и заслуга моя, что разгадал я время и понимаю, как надобно действовать».
Эта мысль поразила его самого.
«Да, да, разгадать время! Вершить то, что подсказывает жизнь. Под спудом зреют силы неодолимые, но измождена Русь несогласьями. Спасение ее — в укреплении власти единой. В подлой Орде смирением надо скрыть, что меч куем…»
Могучая река катила волны, бережно несла на плечах своих московский караван.
ФЕТИНЬИНА ТОСКА
Фетинья в холстинном платье «без стана» стремглав миновала переходы, просторные сени и, выбежав во двор, устремилась к конюшням — только замелькали алые ленты в девичьих косах. За Фетиньей едва поспевала ее подружка Ульяна, девка-недоросток, тяжело сопя, переваливалась на чурбашках ног.
Подружки пересекли задний двор Кремля, оставили позади хлева, птичники, сушильни, откуда доносился запах вяленой рыбы и соленой говядины, и очутились у конюшни.
Фетинья быстрым движением поправила кольца, нашитые у висков на шапочке, и приоткрыла дверь конюшни. В полутьме пахло конским потом, слышен был перебор копыт. Глаза привыкли к темноте, и Фетинья разглядела в углу конюха Митицу: он перевешивал хомуты.
— Дяденька Митица, — сладеньким голосом пропела Фетинья, — дозволь конем поворожить.
Митица, добродушный нескладный мужик с длинными, словно грабли, руками, оторвался от работы, повернул к девушке лохматую голову.
— Это ж как ворожить будешь? — отечески улыбнулся он, добро глядя на Фетинью.
— Через бревно проведу! — быстро ответила девушка, но не сказала, что задумала: если конь за бревно ногой не заденет, будет Бориска мужем хорошим.
— Да бери любого, — разрешил конюх любимице.
Фетинья жарко прошептала подружке:
— Какого выводить?
Ульяна захлебнулась от волнения:
— Буланого, что с краю!
Фетинья подскочила к коню, потащила его к выходу. Рядом с конем она и вовсе стрекоза стрекозой, только в глазах зеленые искры. Тут же, у конюшни, и бревно лежало. Фетинья торопливо перекрестилась и повела коня через бревно. Он неохотно шагнул, зацепился задней ногой.
Ульяна ахнула, захихикала:
— Муж злой будет!
Фетинья рассердилась, даже ноздри раздулись.
— Бабьи брехни! — решительно сказала она и повела коня в конюшню.
Подружка рядом семенила, удивлялась:
— Да ты ж сама сказывала…
У Фетиньи злость прошла. Озорно подмигнула Ульяне, облизнула языком губы, уже весело сказала:
— Ясно ж — брехни, — и пошла в хоромы.
Здесь скучища. Женщины белят, красят лица, выдергивают, сурьмят брови, лепят на лицо мушки. К чему это пустое дело?
Фетинье не по сердцу праздность. В прачечной лучше было, чем теперь, когда стала постельницей.
У княгини в ларце хранились — Фетинья украдкой разглядела однажды — белильница, румяиница, склянки-ароматницы, бусы из хрустальных зерен.
Красотой считали уши длинные. Чего-чего только не делали, чтобы вытянуть их!
А вот она не хотела — пусть маленькие будут. Бориске и такие любы!
Села рукодельничать: вышивала тайно рубаху Бориске красной пряжей по косому вороту, подолу и на зарукавьях. Думала: «И цветной опоясок сделаю». Но не работалось. Скучно, тоска томит. Нет веселья и покоя… Сенька, козлоногий, все пристает да пристает. Зачем он надобен? Вчера, чтобы подразнить, назначила к вечеру свидание: «Жди под окном — выйду».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33