Ее адвокат, обладающий разумом и многими знаниями, уверял, что сто луи могут выкинуть эту историю из памяти света. Она сожалеет, что не может достать ему этих денег, но не мог бы он собрать их у своих должников в Париже? Когда с этим делом будет покончено, он сможет безбоязненно возвратиться. Справедливость всегда ближе, когда вы рядом. Он должен спросить оракула о совсем деле и все чувства говорят ей, что он выиграет. (Том XIV, Георг Мюллер «Письма женщин Казанове»)
В актах торгового суда и парламента находятся и другие жалобы на Казанову от нетерпеливых кредиторов или бедняг, попавшихся на его фальшивых векселях. Среди его обычных сотоварищей по векселям находятся фейерверкер Геновини, художник Франческо Казанова, оба Балетти, отец и сын, имя директора монетного двора в Париже Мореля-Шательро и имя экс-иезуита, короткое время наставлявшего Казанову, Анри де ла Айе.
Действительно, Казанова через несколько лет после этого события приезжал в Париж, но всегда лишь на короткое время. Успокоил ли он своих кредиторов? Заплатила ли за него графиня дю Румен или маркиза д'Урфе?
Во всяком случае в мемуарах Казанова рассказывает, как начальник тюрьмы Фор-Левек сообщил ему, что надо заплатить пятьдесят тысяч франков или найти поручителя на эту сумму, чтобы освободиться.
Он получил чистую комнату, письменные принадлежности и вестового. Он написал своему поверенному, своему адвокату, госпоже д'Урфе и всем своим друзьям, наконец, брату, который как раз женился. Поверенный пришел сразу. Адвокат написал, что подал апелляцию, арест незаконный, необходимо пару дней терпения. Манон Балетти прислала брата со своими алмазными сережками. Госпожа дю Румен прислала адвоката и написала, что могла бы назавтра прислать пятьсот луи, если он в них нуждается. Его брат не пришел. Дорогая госпожа д'Урфе прислала сказать, что ждет его к обеду. Он не думает, что она смеялась над ним, но считает ее сдвинутой.
В одиннадцать его комната была полна посетителей. Наконец ему сообщили о даме в фиакре. Он ждал напрасно. В нетерпении он позвал ключника и узнал, после нескольких справок у тюремного писца, что дама удалилась. По описанию он узнал госпожу д'Урфе.
Потеря свободы была ему очень болезненна. Он вспомнил Свинцовые Крыши, хотя они не шли ни в какое сравнение, однако арест может разрушить его добрую славу в Париже. У него было, говорит он, тридцать тысяч франков наличными и бумаг на шестьдесят тысяч, но он не мог решиться на эту жертву, хотя адвокат госпожи дю Румен советовал ему вырваться из долговой тюрьмы за любую цену. Они еще спорили, когда начальник тюрьмы с огромной вежливостью сообщил, что он свободен и что дама ожидает его у ворот в карете.
Он послал посмотреть своего камердинера Ле Дюка: это была госпожа д'Урфе. После четырех часов очень неприятного заключения он вошел в роскошную карету. (Фактически он был в заключении с вечера 23 августа до 25 августа.)
Госпожа д'Урфе приняла его с большим достоинством. В ее карете сидел президент суда в форменном берете, который извинился за свою службу. Казанова поблагодарил его. Он с удовольствием соберет доход у своих должников, т.е. у прядильщика. Она пригласила его к обеду, но сперва ему надо появиться в Тюильри и Пале-Рояле, чтобы публика видела, как ложен слух о его аресте. Совет был хорош.
После променада он вернул Манон сережки и обедал у госпожи д'Урфе, сходил во Французский Театр и Итальянскую Комедию, и ужинал у Манон, которая была счастлива, что дала ему новое доказательство ее любви, а он ей — новое обещание распустить свою фабрику и свой сераль.
Его арест окончательно подорвал ему удовольствие от Парижа и от судебных дел. С обычной энергией и ясностью мысли он принял решение начать совершенно новую жизнь. На сей раз он хотел солидно работать над созданием состояния, заполучить в Голландии деньги и жениться на Манон! Манон сильно обрадовалась и робко предложила начать новую жизнь женитьбой. Он был готов к этому всем сердцем, но у него были основания, говорившие против.
Он отказался от Маленькой Польши и своего «уморительного» поста устроителя лотереи и получил с Эколе Милитер свой залог в восемьдесят тысяч франков за бюро на улице Сен-Дени. Бюро он подарил своему сотоварищу, для которого нашел женщину, чей друг дал залог, «так делают часто». Чтобы не оставлять госпоже д'Урфе судебный процесс с прядильщиком, он согласился с ним на двадцати тысячах франков и госпожа д'Урфе получила залог назад.
Казанова продал лошадей, коляску, мебель, оставил залог для брата Франческо, распрощался с Манон, горько плакавшей, хотя он клялся, что женится на ней скоро, очень скоро…
Казанова поехал один в почтовой коляске «с сотней тысяч франков наличными и столькими же в бумагах». Его камердинер Ле Дюк, восемнадцатилетний остроумный испанец, превосходный парикмахер, ускакал верхом вперед, добрый лакей-швейцарец, служил ему курьером.
Было 1 декабря 1759 года.
В коляске Казанова читал «Мысли» Гельвеция, вышедшие в 1758 году, знаменитую книгу философа, которая была осуждена Сорбонной и цензурой.
Казанова считал, что книгу переоценили, Паскаль сказал об этом лучше. Он делает автору бойкие упреки, что тот трусливо противоречит всему, только лишь бы не эмигрировать даже против совета собственной супруги, которая все продала и хотела вместе с Гельвецием убежать в Голландию.
В Гааге он остановился в «Принце Оранском» и узнал, что там живут генералы ганноверской армии, английские дамы, князь Пикколомини со своей милой супругой и граф Сен-Жермен.
Князь Пикколомини заговорил с ним как старый знакомый, он видел его в Виченце шестнадцать лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141