– Христиане – хорошие японцы. Всегда. Хорошие вассалы. Никаких плохих мыслей.
– Я рад слышать это. Не забудьте, мои владения протянулись на двадцать ри во всех направлениях. Вы поняли?
– Я понимаю.
Он проследил, как священник с усилием поклонился – даже чужеземные священники должны иметь хорошие манеры – и ушел.
– Оми-сан, – обратился к нему один из самураев. Он был молод и очень красив.
– Да?
– Пожалуйста, извините меня, я знаю, что вы не забыли, но Масиджиро-сан все еще в яме.
Оми подошел к крышке люка и посмотрел вниз на самурая. Мужчина там сразу встал на колени, уважительно кланяясь.
Два прошедших дня состарили его. Оми взвесил его прошлую службу и будущую судьбу. После этого он взял с пояса молодого самурая кинжал и бросил его в яму.
У подножия лестницы Масиджиро с недоверием смотрел на нож. Слезы потекли по его щекам.
– Я не заслужил такой чести, Оми-сан, – сказал он жалко.
– Да.
– Благодарю вас.
Молодой самурай рядом с Оми сказал:
– Пожалуйста, можно попросить, чтобы вы разрешили ему совершить сеппуку здесь, на берегу?
– Он провинился. Он останется в яме. Прикажите крестьянам засыпать ее. Уничтожьте все следы. Чужеземцы осквернили ее.
* * *
Кику засмеялась и покачала головой.
– Нет, Оми-сан, извините, пожалуйста, но не надо мне больше саке, а то волосы растреплются, я упаду, и где мы тогда будем?
– Мы упадем вместе, будем любить друг друга, – с удовольствием сказал Оми, его голова кружилась от выпитого вина.
– Но я бы стала храпеть, а вы не сможете любить храпящую, противную пьяную девушку. Поэтому извините. Ой, нет, Оми-сама, хозяин нового огромного владения, вы заслуживаете большего, чем это! – Она налила еще одну порцию теплого вина не более наперстка в изящную фарфоровую чашку и протянула ее обеими руками: указательный и большой пальцы левой руки аккуратно держали чашку, указательный палец правой руки касался донышка. – Вот, потому что вы великолепны!
Он принял чашку и выпил, наслаждаясь ее теплотой и вкусом выдержанного вина.
– Я так рад, что смог убедить вас остаться еще на день, вы так красивы. Кику-сан.
– Вы тоже красивы и нравитесь мне. – Ее глаза мерцали в свете свечи, помещенной в бумажный фонарь среди цветов, свисающих с кедровой балки. Это была лучшая из комнат в чайном домике у площади. Она наклонилась, чтобы помочь ему взять еще риса из простой деревянной мисочки, стоящей перед ним на низком столике, покрытом черным лаком, но он покачал головой.
– Нет, нет, спасибо.
– Такому сильному человеку, как вы, нужно больше есть.
– Я сыт, правда.
Он не предлагал ей ничего, потому что она едва притронулась к салату – тонко нарезанному огурцу и изящно нашинкованной редиске, маринованной в уксусе, – это все, что она съела за ужином. Были еще ломтики сырой рыбы на шариках, рис, суп, салат и немного свежих овощей, приготовленных с пикантным соусом из сои и имбиря.
Она мягко хлопнула в ладоши, седзи тут же раздвинула ее личная служанка.
– Да, госпожа?
– Сьюзен, убери все это и принеси еще саке и новый чайник зеленого чая. И фрукты. Саке должен быть теплее, чем в прошлый раз. Торопись, бездельница! – Она постаралась, чтобы это звучало строго.
Сьюзен было четырнадцать лет: это была милая, старающаяся угодить девушка, ученица-куртизанка. Уже два года Кику отвечала за ее подготовку.
Кику с трудом отвела глаза от чистого белого риса, который она так любила, и подавила свой голод.
«Ты ела до прихода сюда и поешь позже, напомнила она себе. – Да, но даже тогда было слишком мало».
– Госпожа должна иметь умеренный аппетит, очень умеренный аппетит, – говорила обычно ее учительница. – Гости едят и пьют – чем больше, тем лучше. Госпожа так не делает и, конечно, никогда не делает этого с гостями. Как госпожа может говорить или развлекать гостей, играть на сямисене или танцевать, если у нее набит рот? Ты поешь позднее, будь терпелива. Сконцентрируйся на своем госте.
Следя за Сьюзен, критически оценивая ее искусство, она рассказывала Оми истории, которые заставили его смеяться и забыть про все на свете. Юная девушка стала на колени сбоку Оми, расставила маленькие мисочки и палочки для еды на лаковом подносе в том порядке, как ее учили. Потом она взяла пустую бутылку из-под саке, попробовала налить, чтобы убедиться, что она пустая, – считалось дурным тоном встряхивать бутылку – потом встала с подносом, бесшумно подошла к двери из седзи, стала на колени, поставила поднос, открыла седзи, встала, прошла через дверь, опять стала на колени, подняла поднос и перенесла через порог, так же бесшумно положила его и совсем закрыла за собой дверь.
– Мне, правда, скоро придется искать другую служанку, – сказала Кику, не очень расстроившись. «Этот цвет ей идет, – подумала она. – Надо послать в Эдо еще за шелком. Что за стыд думать, что это дорого! Неважно, при тех деньгах, которые заплатят Дзеко-сан за прошлую ночь и за сегодняшнюю, моей доли будет более чем достаточно, чтобы купить маленькой Сьюзен двадцать кимоно. Она такой приятный ребенок и действительно очень грациозная».
– Она создает столько шума на всю комнату – извини.
– Я не заметил ее, только тебя, – сказал Оми, допивая вино. Кику обмахивалась своим веером, улыбка осветила ее лицо.
– Вы делаете мне приятно, Оми-сан. И позволяете чувствовать себя любимой.
Сьюзен быстро принесла саке. И зеленый чай. Ее хозяйка налила Оми вина и передала ему. Девушка беззвучно наполнила чашки. Она не пролила ни капли и подумала, что звук, который издает жидкость, льющаяся в чашку, напоминает тихий звонок, после чего вздохнула задумчиво, но с огромным облегчением, опустилась на пятки и стала ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69