первоначальная идея у меня уже есть.
Я несколько дней нарочно не заходил к нему, желая проследить, не произойдет ли в нем перемена. И действительно, Ренфильд расстался с частью своих любимцев-пауков, заменив их воробьем, которого почти приручил. Способ приручения крайне простой, судя по тому, что количество пауков значительно уменьшилось. Оставшиеся, однако, очень жирны. Ренфильд продолжает кормить их мухами.
19 июля. У Ренфильда теперь целая колония воробьев, а мухи и пауки почти исчезли. Когда я вошел к нему, он стремительно подбежал ко мне, говоря, что у него есть большая просьба, и стал ласкаться, как собака к хозяину. В ответ на мой вопрос Ренфильд ответил, умиленно улыбаясь:
— Я хочу иметь котенка, маленького, гладенького, игривого котенка, которого я мог бы учить, а главное — кормить, кормить, кормить.
Я ожидал чего-то подобного, так как заметил все увеличивающееся количество сытых прирученных воробьев. Не желая, чтобы эти милые птички подвергались той же участи, что мухи и пауки, я сказал, что подумаю, и спросил, не предпочитает ли он иметь взрослую кошку. Ответ Ренфильда выдал его с головой:
— Да, конечно, хотел бы. Я просил котенка, боясь, что завести кошку вы мне не позволите.
Я покачал головой, говоря, что пока мне кажется невозможным исполнить его просьбу. Лицо Ренфильда перекосилось от злобы. Я прочел в его глазах желание убить меня. Убежден, что этот человек — потенциальный убийца. Посмотрим, что будет дальше.
10 часов вечера. Я посетил Ренфильда еще раз и застал его угрюмо сидящим в углу. Когда я вошел, он бросился передо мной на колени, умоляя принести кошку. Я, однако, остался тверд и отказал ему окончательно. Не проронив ни слова, Ренфильд вернулся на свое место.
21 июля. Был у Ренфильда очень рано, до прихода фельдшера. Он уже встал и раскладывал кусочки сахара на окне, очевидно, для приманки мух. Настроение у него было весьма благодушное. Осмотревшись и не увидев ни одной птицы, я спросил, куда они делись? Ренфильд ответил, не глядя на меня, что воробьи улетели. Однако на полу лежало несколько перьев, а подушка была запачкана кровью. Я ничего не сказал, но приказал санитару зорко следить за больным.
10 часов утра. Только что пришли сказать, что Ренфильда вырвало птичьими перьями.
— Я убежден, доктор, — прибавил санитар, — что Ренфильд просто съел своих воробьев, целиком, живыми!
11 часов вечера. Когда Ренфильд заснул, я посмотрел его тетрадь. Догадки, которые вертелись у меня в голове, вполне подтвердились, и теория моя оказалась правильной. Ренфильд — совершенно особый тип сумасшедшего. Надо будет дать для него новую классификацию и назвать «жизнепоглощающим умалишенным». У Ренфильда маниакальное желание поглотить насколько возможно больше жизней. Он скормил мух паукам, пауков — воробьям, потом хотел отдать их на съедение кошке. Что бы он сделал потом? Пожалуй, следовало дать ему возможность продолжить свои опыты.
Некоторые люди возмущаются вивисекцией, однако благодаря ей каких мы достигли результатов! А в данном случае речь идет об изучении мозга! Если бы я мог проследить фантазии одного сумасшедшего, объяснить тайну их возникновения, я бы дошел до такой точки понимания деятельности мозга, до которой ни один физиолог не доходил. Но не надо об этом думать, искушение слишком велико. Может быть, я тоже обладаю исключительными способностями?
Хотел бы я знать, во сколько жизней Ренфильд ценит человеческую? Сегодня он начал новые расчеты. Как часто в жизни и мы сводим старые счеты и хотим начать все сначала, да вот не удается!
Мне кажется, что вчера я покончил с прежней жизнью, потеряв надежду, и начал новую. Ах, Луси, Луси! Не могу сердиться на тебя и на моего друга, которому удалось составить твое счастье. Но жизнь моя безотрадна, и я должен работать и работать, чтобы не присоединиться к числу своих больных.
ДНЕВНИК МИННЫ МОРАЙ
26 июля. Беспокоюсь ужасно, и единственное для меня утешение — мой дневник. Как будто я себе что-то шепчу и прислушиваюсь к своим словам… К тому же стенография не похожа на обыкновенное письмо.
Меня тревожат Луси и Андрей. От него давно нет никаких вестей, и меня это сильно расстраивает. Но вчера милый мистер Гаукинс, которому я писала, ответил, что получил записку от Андрея, всего несколько строк, из замка Дракулы. Андрей сообщает, что собирается уезжать. Такая краткость не похожа на Гаркера, и я продолжаю волноваться. Что бы это могло означать? Потом насчет Луси… На вид она совершенно здорова, однако снова стала вставать во сне. Ее мать предупредила меня об этом, и мы решили, что на ночь я буду запирать дверь нашей комнаты. Миссис Вестенра убеждена, что все сомнамбулы вылезают на крышу или ходят по краю отвесных скал, с которых, конечно же, падают. Бедная старушка! Я вполне понимаю ее беспокойство. Она рассказала мне, что у отца Луси была та же привычка: во сне он вставал, одевался и даже выходил на улицу, если его не успевали остановить.
Свадьба Луси назначена на осень, и она занимается своим приданым и устройством будущего дома. Мне предстоят те же хлопоты, но нам с Андреем придется с трудом сводить концы с концами.
Артур, единственный сын лорда Голмвуда, должен скоро приехать сюда, как только сможет оставить отца, который не совсем здоров. Луси считает дни до его приезда. Она хочет первым делом привести его к нашей скамейке на кладбище, чтобы показать, как красив Витби. Я убеждена, что ожидание приезда жениха расстраивает Луси. Когда Голмвуд приедет, она опять будет вполне здорова.
27 июля. Все еще никаких известий от Андрея. Я беспокоюсь все больше и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59