А события почти четырехсотлетней давности — это не наше дело. Ты бы еще попросил расследовать убийство Наполеона.
— И попросил бы. Делали же анализ его волос на присутствие мышьяка. В современной следственной лаборатории. Выяснили: был отравлен.
— Ну, такую услугу и я тебе могу оказать. Что тебе нужно?
— Сделать анализ чернил. Посмотреть книгу в инфракрасных лучах. Ну и прочее. Полное обследование.
— Почему не сделать? По-дружески. Почему не помочь? Да и вообще интересно. А остальное — ты открыл, ты и делай. Помнишь, как ты дело Достоевской-Карлович восстанавливал и распутывал. Только для интереса мне рассказывал. И тут то же самое. Ну, логично, если хочешь, будем обдумывать вместе. Гимнастика для мозгов. Ну, разве юридический совет Щука может дать, да и то — ты юриспруденцию того времени лучше знаешь. Право очень сильно меняется. Сам и распутывай. Подмоги не ищи. Дай бог Щуке со своими документами и находками справиться.
Подлил мне коньяка:
— Интересная для тебя штука. Просто «остров сокровищ». А как насчет тех точек? Ну, 9с, 20в… Неужели и вычислительная машина тут ничего не сделала бы?
— А что она сделает? Простейший пример — «Вова — дурань». 1н, 1д и т.д. Перебрала все варианты и выдала, да почему-то по-русски: «На дурь, Вова». Я не могу все варианты перебрать, выбрать единственно верный, ну и у нее такая же логика.
— Мало утешает, — сказал Хилинский.
— Она выдаст все варианты, которые имеют хотя бы какой-то смысл, сотни тысяч, но выбор сделать не сумеет. У нее формальная логика. Поэтому человек заранее и отказывается от таких задач.
— Ясно, — сказал Хилинский. — Значит, сознательное признание умственного банкротства. Невозможности узнать.
— Вздор, — возразил я. — Отказ заранее — не свидетельство бессилия человеческой логики. Человек может сделать правильное заключение на основании далеко не полной информации. И может заранее предвидеть, что никакая информация не даст возможности сделать вывод. И этот отказ заранее от неразрешимой задачи не свидетельство бессилия, а, наоборот, свидетельство всемогущей силы человеческой логики.
— Что же, бейте на всемогущество. Признаться, немного завидую вам.
— Ну вот, — сказал я. — Сейчас пойду отсыпаться.
— Разбуди, когда раскинет ветви по-весеннему наш старый сад, — мрачно сказал он.
За окном была надоедливая апрельская слякоть.
…Я открыл дверь и сразу почувствовал, что в моей квартире кто-то есть. Снял туфли и прошел в кабинет. Так и есть: сладковатый сигаретный дым.
На диване, подобрав под себя красивые ноги, сидела и грела руками ступни женщина.
— Зоя?
— Да, ты не ожидал?
— Давно?
— Видишь, только зашла. Ноги окоченели.
Я принес халат и набросил ей на ноги.
— Спасибо. Я столько ходила по этой слякоти. Столько ходила.
Странный был у нее вид. Как будто накапала в глаза беладонны. Зрачки огромные, застывшие. Губы белые, словно она поджала их. Я поначалу испугался было.
— Что с тобой?
— Ничего. Ты хочешь спросить, зачем я здесь? Видишь, приползла. Знаешь, как не очень умная собака. Умные идут за последним в лес. Я только зашла, чтобы отдать тебе ключ. Вот он, на столике.
— А я о нем и забыл, — чистосердечно признался я. — Есть хочешь? Выпить?
— Ничего не надо.
Она умолкла.
— Послушай, ведь я тебе говорил уже и еще скажу: бросим это, оставайся — и все. Только откровенно — слышишь? — откровенно все скажем ему.
— Да нет, — почти беззвучно сказала она. — Не имеем права. Я не имею права. Обман. Ни на что я больше не имею права.
— Перестань себя истязать, — начал я утешать ее. — Ну, случилось, ну, подумаешь… Чушь, гиль какая-то… Покончим с этим, и все.
— Не чушь, — сказала она. — Я и пришла, чтобы покончить. Больше не приду. Вот только погляжу и… Ничего, ты скоро забудешь, что случилось. И ты меня жестоко не суди.
— Да я и не думаю, — улыбнулся. — Ну, давай выпьем немножко «немешанного кадара».
— Давай, — улыбнулась она влажными глазами. — Только давай будем здесь. Никуда не пойдем.
Я расчистил стол от следов ночной работы и поставил на него что было.
— Что ты собираешься делать в ближайшие дни?
— Пока ничего. Дня через три уеду.
— Куда?
— В Ольшаны, по делу. Это под Кладно. Деревня.
— Надолго?
— Недели на три, может, на месяц.
— Ну вот, значит, прощай. Может случиться, что и встретимся. Случайно. Кто знает, где оно, что и как.
— Послушай, Зоя. Я тебе еще раз говорю…
— Не говори глупостей. И не повторяй этого. Сам знаешь, женская слабость. Но только не со мной. Я уже решила.
— Не буду. Хотя мне плохо. Но, возможно, я смогу переубедить тебя.
— Посмотрим, посмотрим…
Странные, странные глаза.
— А что ты эти дни делал?
— Да тут головоломку одну древнюю решал.
— И решил?
— Не совсем. Не до конца.
— Ну, помогай тебе бог. Пусть тебе повезет. Ты же, смотри, возьми теплые носки. Несколько пар. В деревне еще слякоть. Блокнотов пару. Сигарет. Кофе растворимого, потому что там не достанешь. И ручек пару заправь. И пленок возьми для аппарата. И нож. И бритву.
Что-то нарочитое и неуверенное было в этой заботливости. Так, наверное, жена отправляет в дорогу мужа, изменив ему или зная, что непременно изменит, что высший, непреклонный рок неотвратимо ведет ее к этому.
— Все возьму, — сказал я. — У меня список. Я — опытный командированный. И вообще… методичный старый холостяк.
— Не надо тебе больше им оставаться. Слышишь, прошу тебя. Плохо это кончается.
— Ну, конечно, кто женится — у того жизнь собачья, зато смерть человеческая, а кто нет — у того собачья смерть, зато жизнь человеческая, — неудачно пошутил я.
— При нынешних родственных чувствах и смерть не всегда бывает человеческая, — подхватила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119