Адмирал тоже читал. По временам Митя поглядывал на его низко склоненную над столом крупную голову — очень не хотелось, чтоб адмирал кончил читать раньше. Но тот читал еще медленнее Мити, водя по строчкам толстым пальцем и недовольно посапывая, — Митя дорого бы дал, чтоб узнать, к кому относится его недовольство. Дочитав до конца, адмирал перевернул последнюю страницу, вероятно, для того, чтоб поглядеть, нет ли там еще чего-нибудь, снял очки и вместе с креслом повернулся к Мите.
— Нечего сказать, хорош командир! Если мы будем поощрять партизанщину и разваливать дисциплину именно теперь, когда для нас гибельна всякая расхлябанность, мы дойдем черт знает до чего и в конце концов будем за это жестоко расплачиваться. У нас на Руси испокон веку так: куча добрых людей, которые видят, что творится безобразие, но у всех одна забота — выгораживать голубчиков вроде твоего Горбунова. Так вот, зарубите себе на носу — нам на флоте махновцы без надобности, мы будем создавать командира культурного, мыслящего, офицера, а не атамана. А за эти штуки, — он ткнул пальцем в разбросанные по столу бумаги, — будем бить, и больно бить, чтоб другим не повадно было…
Такие слова всегда имели над Туровцевым магическую власть. В особенности когда их произносили люди, наделенные почти неограниченными правами. Еще вчера он счел бы игру проигранной. Теперь он знал: тот, кто идет напролом, не обязательно выигрывает, но тот, кто пасует, — проигрывает наверняка. Он решил стоять насмерть. Пусть выгонит, отправит под арест… Стоять насмерть сидя показалось ему неудобным, и он встал:
— Это все неправда, товарищ контр-адмирал.
Адмирал сердито отмахнулся:
— Не заступайся. Ты бы так не поступил.
Митя до сих пор и не пытался представить себе, как бы он поступил на месте Горбунова. Но представив, похолодел от бешенства.
— Я? Я бы этого подлеца…
— Осторожнее, молодой человек, — загремел адмирал, приподнимаясь в кресле. — Военинженер третьего ранга Селянин — советский офицер. Его нельзя оскорблять безнаказанно!
— А Виктор Иваныч оскорбил! В глаза подлецом назвал! Почему же здесь об этом ничего не сказано?!
Митя уже не сознавал, то ли он говорит, что надо. Внешне это выглядело как донос. Оказалось — прямое попадание. Адмирал дрогнул:
— Ты это точно знаешь?
Митя кивнул.
— Странно, — сказал адмирал. — Очень странная история.
У адмирала был озадаченный вид, и Туровцев понял, что ему удалось главное — заронить сомнение в безупречности одноруковских построений.
— Товарищ контр-адмирал, — взмолился он. — У меня к вам единственная просьба…
— Ну?
— Вызовите командира. Вызовите и поговорите.
Адмирал не ответил. Он знаком усадил Митю на прежнее место, повернулся вместе с креслом к столу и вновь погрузился в чтение. Прочитав во второй раз заключение, он потянул к себе всю кипу, тяжело вздохнул и стал читать.
Время шло. Митя сидел, стараясь, чтоб адмирал на время забыл о его присутствии. Он слышал шум льющейся воды, шуршание страниц под пальцами адмирала и мечтал только об одном — чтоб кто-нибудь не вошел и не помешал. Вдруг адмирал перестал шуршать и повернулся вместе с креслом:
— А это что?
Митя вздрогнул. В руке у адмирала был знакомый листок из одноруковского блокнота, адмирал держал его за уголок двумя пальцами. Выдержать взгляд адмирала было мучительно трудно. Митя выдержал. Адмирал усмехнулся:
— Что? Дорого бы дал, чтоб вернуть?
Митя кивнул.
— Вот видишь, — сказал адмирал задумчиво. — А этого даже я не могу.
Осторожно ступая, вошел Митрохин со скатертью и, расстелив ее на круглом столе, вышел. Адмирал полистал еще бумаги, но вскоре это занятие ему надоело, он снял очки, встал и крикнул во всю силу легких:
— Кудиныч!
Чего-чего, а этого Митя не ожидал. Он был потрясен еще больше, когда звякнули кольца и из-за голубой бархатной драпировки выглянуло красное, распаренное лицо строителя.
— Ты что орешь, — сказал Зайцев самым домашним тоном, но, заметив Туровцева, поперхнулся.
— Сколько можно скрестись, — ворчливо сказал адмирал. — Иди сюда. Знакомы?
— Виделись, — сухо сказал инженер. Он выглядел забавно в роскошном, явно с адмиральского плеча, халате.
— Тоже заступник, — бросил адмирал, опять берясь за бумаги.
Зайцев промолчал.
— Ну и пишут же, — сказал адмирал сердито, — «Распространял клеветнические факты о трудностях обстановки на Балтике». Разве бывают клеветнические факты?
— Максим Ильич, — сказал Зайцев. — Вспомни, я тебя в жизни никогда ни о чем не просил. А теперь прошу. Вызови его. Вызови и поговори сам.
— Да вы что, сговорились, что ли? — Адмирал отшвырнул бумаги. — И этот тоже: вызови. Ну скажи, зачем мне его вызывать?
— А затем, — огрызнулся Зайцев, — что вы, господа большие начальники, изволите все видеть, так сказать, в меркаторовой проекции…
— При чем тут меркаторова проекция? — рассердился адмирал. — Что ты о ней знаешь? Ты знаешь вообще, что это такое?
— Не беспокойся, знаю.
— Скажи.
— Способ, при котором земной шар очень удобно раскладывается на листе бумаги.
— Ну и дальше что?
— Ничего. А Земля — она круглая.
Адмирал сверкнул глазами и хотел что-то сказать, но Зайцев тоже вспыхнул.
— А я тебе говорю: вызови! — закричал он. — Вызови и поговори. Вызови обоих. И посмотри невооруженным глазом. Не верю, чтоб ты разучился отличать человека от мерзавца.
Наступило молчание. Адмирал раздумывал.
— Ладно, вызову, — сказал он наконец. — Ничего больше не обещаю, а это обещаю.
Митя взглянул на часы и пришел в ужас. Было без четверти одиннадцать. Он вскочил.
— Куда? — удивился адмирал. — А чаю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182