этим утром прибыл из Охотска на компанейском бриге «Чичагов». А ушел отсюда в прошлом году на фрегате «Крейсер» под командой Михаила Лазарева. Маленько погостил в родных краях — и тут же назад, сухопутным путем через Сибирь, до Охотска.— Аляску, поди, вдоль и поперек уже исходил? — радуясь свиданию с Этолиным, весело спросил Врангель.— Да уж кое-где побывал, — скромно заметил штурман и рассказал, что несколько лет назад, при главном правителе Муравьеве, был в экспедиции по исследованию берегов Аляски со стороны Берингова пролива. Ходили на пару с мичманом Хромченко, тот — на бриге «Головнин», а сам Этолин — на куттере «Баранов». Кое-что удалось сделать: открыли новые бухты, проливы, описали залив Кускоквим и устье реки Нушагак. Во все эти годы неоднократно совершал плавания по компанейским делам и в Калифорнию, и к Сандвичевым островам.Врангелю тоже пришлось в ответ дать краткий отчет о последних его странствиях.Прежде чем съехать на берег и представиться главному правителю капитан-лейтенанту Чистякову, Врангель с нетерпением прочитал привезенные Этолиным письма. Дурное предчувствие его не обмануло. Касаясь происшедшего в Петербурге на Сенатской площади, Литке назвал все случившееся, включая развитие событий после подавления восстания, одной из мрачнейших эпох русской истории. Упомянул он и имена некоторых заговорщиков, находившихся под следствием: «Не обольется ли твое сердце, любезный Фердинанд, прочтя имя Бестужева, этого единственного человека, красы флота, гордости и надежды своего семейства, идола общества, моего 15-летнего друга? Прочтя имена 3-х его братьев, прочтя имя Корниловича, анахорета, жившего только для наук?»Вовлеченным в мятежные события оказался и младший брат Литке. «Кроме участия во всеобщей горести, писал Федор, — имеем мы и свою собственную. Брат Александр попал было в эту историю как кур во щи. Ты увидишь, что гвардейский экипаж был также уведен и мой брат вместе со прочими был арестован».Какая трагедия! — мрачно думал Врангель. А что же Батеньков, уцелел или тоже арестован? Вспоминая последние встречи с ним в Петербурге, Врангель был уверен, что и Гаврила Степанович, при его либеральных убеждениях, мог оказаться в рядах заговорщиков.От прекрасного настроения, с каким он прибыл в Ново-Архангельск, не осталось и следа. И все же придется взять себя в руки: Чистякову раздражение и тоску демонстрировать не следует. Разговор предстоит важный, и не исключено, что уже сегодня выяснится, задержится ли бриг в Америке для охраны российских владений или, сдав груз, сразу отправится в обратный путь.
Встреча с главным правителем Петром Егоровичем Чистяковым развеяла надежды на то, что по служебной необходимости экипажу брига будет поручен надзор за выполнением иностранными судами условий конвенций, подписанных Россией с Англией и Соединенными Американскими Штатами.— Много ли, Фердинанд Петрович, — с горечью говорил Чистяков, — может сделать здесь русский военный корабль, ежели условия конвенции дают бостонским, равно британским, корабельщикам полную свободу вести торговлю с дикими в наших владениях? Запрещается продавать туземцам лишь оружие, спиртное и порох, но не изволь при этом обыскивать американские суда или конфисковывать запретный товар — хлопот не оберешься! А с поличным-то за незаконные сделки пойди их поймай! О чем думали в Петербурге, подписывая такие соглашения, ума не приложу. И потому, Фердинанд Петрович, нет никакого смысла задерживаться вам у этих берегов. Пустая трата времени.— Раз так, — с досадой согласился Врангель, — пойдем обратно.Пока судно стояло в заливе, запасаясь водой и дровами, Врангель неоднократно возвращался мыслью к событиям в Петербурге. Конечно, невероятно жаль, размышлял он, что среди восставших оказались близкие ему и глубоко уважаемые люди. Но правы ли они были, посягая на основы давно установленного в России государственного строя? Как бы поступил он сам, ежели б тогда, при их петербургских встречах, ему предложили бы вступить в ряды заговорщиков? Нет, эта бунтовщическая идея не могла бы его вдохновить. Все его воспитание в традициях служения отечеству и, стало быть, императору отвергало подобную возможность. Даже не зная деталей замысла заговорщиков, он никак не мог склониться на их сторону.Мысли о восстании в Петербурге волновали не его одного.— Ты слышал, Фердинанд, — как-то с горечью сказал ему Федор Матюшкин, — о том, что произошло на Сенатской площади?— Да, кое-что узнал из письма Федора Литке.— Я тоже получил письмо — от директора нашего лицея Энгельгардта. Егор Антонович пишет: арестованы его питомцы и мои близкие друзья — Кюхельбекер, Пущин... Пущина взяли, будто бы, по связям с одним из главных заговорщиков — Рылеевым Рылеев, Кондратий Федорович (1795—1826) — поэт-декабрист, один из руководителей восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 г.

. Я прекрасно знаю обоих. Это благороднейшие люди, они никому не могли желать зла. Но их могла воодушевить идея социальной справедливости. Были, без сомнения, серьезные мотивы, почему они пошли на это.— Ты, что же, оправдываешь их? — холодно спросил Врангель.— Да, — с вызовом крикнул Матюшкин, — я их оправдываю и защищаю! Значит, они видели гниль там, где мы ее проглядели. Убежден, мои друзья не могли быть причастны к неправому делу.— Покушение на самодержавие — это считаешь ты правым делом? — стараясь сохранить самообладание, сурово спросил Врангель и уже совершенно официальным тоном добавил: — Чем вести политические беседы, лучше займитесь, лейтенант Матюшкин, тем делом, которое вам поручено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143