Дерево беспомощно закружилось в бурном водовороте и, ломаясь о камни, понеслось дальше.Семен Лукин о чем-то переговорил с туземцами. Подойдя к прапорщику, пояснил:— Они называют этот водопад Тукунагли — Место Смерти.— Здесь, что же, тоже было побоище, кого-то убили? — не отрывая взгляд от зрелища грозно ревущей воды, спросил Васильев.Ему вспомнился ночлег в низовьях реки, где она поворачивает на север. Поблизости от их стана во множестве валялись на земле черепа людей и выбеленные дождями кости. Проводники-аглегмюты сказали, что в этом месте лет десять — тринадцать назад их сородичи убили до двух сотен пришельцев с верховьев реки — киятайглютов.— Да кто ж знает, — пожал плечами Лукин, — может, кого и убивали, а может, просто гибли по неосторожности люди, шедшие к устью.В тот же день, миновав еще один порог, отряд прибыл к горловине озера Нушагак, и там обнаружилось стойбище туземцев, перекочевавших с Кускоквима. Побеседовав с ними через толмача, Васильев узнал, что если переплыть озеро до его противоположного конца, то выйдешь к другому — Чавыкахтули, а оттуда, перенося байдарки и переплывая еще три небольших озера, можно достичь реки, впадающей в Кускоквим. Что ж, путь ясен, осталось немногое — взять пару проводников из стойбища и плыть с ними дальше, на Кускоквим.Вечером, лакомясь у костра пойманной сетью нельмой, Васильев испытывал подъем духа. Бодро и весело были настроены и спутники: русские промышленники и оба креола — Лукин и Колмаков.— Пару дней здесь передохнем, — делился с ними своими планами Васильев, — а затем двинем на тот конец озера и далее — к Кускоквиму.Но полоса везения, кажется, заканчивалась. Ночью из лагеря сбежали двое проводников-аглегмютов. Их оставшиеся сородичи настроены были мрачно и вдруг дружно стали уговаривать начальника отряда вперед не идти, а лучше повернуть отсюда назад.— Это еще почему? — допытывался Васильев через служившего толмачом Лукина.— Говорят, мол, опасно. Там живут плохие люди, — перевел ответ туземцев Лукин.И тогда Васильев снял с плеча ружье и, проведя рукой по его стволу, хмуро заявил Лукину:— Передайте им, что с таким оружием бояться нечего.Смуглые лица выслушавших перевод туземцев были по-прежнему холодно-непроницаемы. Похоже, этот аргумент их не убедил.
Прошло свыше недели с тех пор, как двигавшийся к Охотску караван отправился в путь. Одолевавшие Врангеля тревоги первых дней, как бы чего не случилось с дочуркой, постепенно уступили место уверенности, что все будет в порядке. Оберегавший их чадо Силантий знал свое дело хорошо и по сухим местам предпочитал ехать вместе с драгоценной ношей верхом на лошади, а как только дорога приводила к топким болотам, бадаранам, сходил на землю и шел, придерживая люльку, пешком.— Долго ли еще идти бадаранами? — спросил Врангель на очередной станции, которые именовались в этом краю ярмонками.— О... — протянул проводник-якут, — эта дорога еще хорошо, а дальше будут «бадаран альбах» — настоящие бадараны.И вот одна трясина с переброшенными через ямы жердями сменяется другой, слышен напуганный всхрап проваливающихся в вязкую жижу коней, резкие крики понукающих их проводников, и любой сухой участок пути воспринимается уже как подарок судьбы. И вновь запевают свою назойливую песнь комары, накладывая ее на столь же заунывную мелодию, выводимую качающимися в седлах якутами.У станка, где представилась возможность заменить лошадей на свежих, Силантий с озабоченным видом сообщил Врангелю, что и ему нужна подмена, потому как оступился в яму и потянул связки.Хозяин станка, якутский князек, рекомендовал троих соплеменников. Каждый из кандидатов имел как будто свои неоспоримые достоинства. Иван, тридцатилетний флегматичного вида гигант, неоднократно, по его словам, хаживал «охотской дорогой», и пару раз ему даже доверяли младенцев, за что получал благодарность от родителей. Пожилой Афанасий испытал этот маршрут более пятнадцати раз и уверял, что знает на нем каждый поворот и каждую яму. Но Афанасий был слеп на один глаз и косил другим. Самым же боевым и бесстрашным из них, как говорил князек, был двадцатипятилетний поджарого сложения Константин: он, мол, не раз вступал в победную схватку с медведем да и другого зверя стрелял без промаха. Однако этот герой к Охотску ранее не ходил, и его кандидатуру Врангель отмел сразу.Он остановил свой выбор на Иване, но лишь только объявил якуту о своем решении, тот, плутовато стрельнув глазами, попросил деньги вперед. Поколебавшись, Врангель все же удовлетворил просьбу.— Ну вот, Лизонька, одной головной болью меньше, — облегченно сказал он жене, когда они укладывались на ночлег в конусообразной, крытой берестой, станционной уросе.— Не знаю, мне этот Иван не понравился: себе на уме, глаза хитрые.Опасения жены не замедлили оправдаться. Утром Иван явился изрядно навеселе, язык его заплетался, и Лизонька наотрез отказалась доверить ему дочь. Врангель тут же объявил Ивану, что контракт их ликвидируется. По его просьбе в якутском селении вновь разыскали одноглазого Афанасия.Впереди по маршруту движения каравана была река Алдан.
Смуглокожий креол Колмаков, обладавший, видимо, большим запасом сил, на подступах к вершине горы выдвинулся вперед и, взобравшись на очередной уступ, протягивал руку помощи шедшему вслед за ним прапорщику Васильеву. На этом последнем отрезке восхождения они, экономя силы, почти не говорили. Лишь шум срывавшихся из-под ног камней нарушал тишину.Полоса окаймлявшего озеро леса осталась далеко внизу. Теперь уже пропал и покрывавший горы до половины их высоты тальник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143