Машины тут ходят редко, и если это действительно автомобиль, так не едет ли Андрей? Вера замерла, с надеждой прислушиваясь всем своим существом, – и напряженным, взволнованно-тревожным взглядом темно-карих глаз, и чуть заметно дрожащими, слегка приоткрытыми губами, и каждой черточкой доверчивого, совсем еще молодого девичьего лица.
Но не прошло и трех минут, как мягкий, теплый ветерок защекотал ее босые ноги, сдунул с плеча зеленую косынку. Значит, нет, не машина, а ветер шумел вдали. Какой он ласковый, какой приятный, этот разведчик летнего рассвета, несущий с собой запахи сосны, полевых трав и цветов. В такую пору можно вот так стоять долго-долго и не ожидая никого. А если бы Андрей… Но кто знает, когда его встречать: сегодня или завтра. Может быть, что-нибудь изменилось там, в их воинской части, и он совсем не приедет?
Предрассветный ветерок пролетел над горкой раз, другой, – и понесся дальше. Скоро он повстречает на своем пути деревенские постройки, вишняк у плетней, колхозный сад, тополя вокруг школы. Вере даже почудился привычный шелест тополей. На горке стало почти совсем тихо. За лесом все выше и выше поднималась широкая светло-лиловая полоса, но в самом лесу теперь тоже было тихо и спокойно. С грустью вздохнув, Вера накинула на плечи косынку и направилась домой. Вслед за ней с востока плыл рассвет.
На школьном дворе, на сваленном тополе можно было уже рассмотреть даже мелкие побеги, сухие веточки, отдельные листья. В школе и в домике, где жила Вера, заблестели окна. Над рекой, протекающей через школьную усадьбу и отделяющей деревню от широкого заливного луга и дальше – от березовой рощи, – повис сизый туман.
Утихло все на рассвете. Только веселый, хлопотливый щебет ранних птиц доносился из рощи. Вера присела на скамью возле своего окна. В квартиру идти не хотелось, ложиться бесполезно: все равно скоро встанет Евдокия и, сердито сопя, начнет накачивать свой капризный примус.
II
В деревню Красное Озеро Вера приехала более полутора лет назад. До этого она занималась в Минском учительском институте. На факультете языка и литературы, да и на других факультетах учились тогда люди в большинстве не очень молодые, некоторые уже со стажем педагогической работы. Сесть за парту на четыре-пять лет они не решались, а на два года – куда ни шло. Среди них Вера оказалась чуть ли не самой молодой. Она нигде еще не работала, не было у нее и перерыва в учебе: вместе со своей землячкой и подружкой Аней Бубенко девушка только что окончила рабфак.
Приехали девчата на занятия с небольшим опозданием – их курс прослушал уже несколько лекций. Дежурная показала им аудиторию группы. Глянула Вера в щелочку в дверях и недоуменно посмотрела на подружку.
– Не наши это! – решительно сказала она. – Тут, наверное, дипломники какие-то.
Дождавшись перерыва, они спросили у студентов, какой курс здесь занимается. Оказалось, дежурная была права. Девушки вошли в аудиторию, по рабфаковской привычке быстро определили, какие из свободных мест получше, и сели за первый стол: невысокая Аня всегда норовила занять место впереди. Вера в этом ей обычно уступала. Сели, потупились от смущения, потом заговорщицки глянули друг на дружку и прыснули – чего в самом деле они так застеснялись, не знают, куда смотреть, как положить руки? На рабфаке такого с ними никогда не бывало!
Вскоре, преодолев смущение, девушки как бы случайно начали посматривать то в одну сторону, то в другую, – присматриваться к однокурсникам. Их удивляло, что никто из присутствующих не ораторствует, не заливается смехом, не показывает фокусов, как это частенько бывает в аудиториях во время перерыва. Студенты держались очень уж самостоятельно и серьезно. Не потому ли, что не успели сблизиться друг с другом, или возраст сказывался? Постепенно Вера почувствовала себя свободнее, хотя смущение ее не совсем прошло. Почему-то подумалось, что все эти студенты знают больше ее, многие, конечно, будут отличниками, а она при всем своем желании не сможет угнаться за ними.
Вон за четвертым столом кому-то улыбается красивая девушка. Взгляд ее не лишен кокетства, однако и в нем заметна озабоченность. А это совсем не идет к ее стройной спортивной фигуре, к такому, казалось бы, волевому лицу. Девушка повернулась к доске, и Вере показалось, что она вот-вот заговорит. Да, войдет преподаватель, задаст ей какой-нибудь вопрос, и девушка обязательно удивит всех своим продуманным, четким ответом.
А что, если на второй вопрос придется отвечать ей, Вере? Она, может быть, и двух слов связать не сумеет после этой девушки. А если и отважится, будет отвечать так неуверенно, что преподаватель послушает, послушает да и сочувственно скажет: «Садитесь!»
От этих мыслей даже не по себе стало: с кем же тут можно подружиться, к кому обратиться за помощью, если самой будет не под силу? Незаметно глянула на подружку: лицо у нее сияет, не осталось и следа недавней растерянности. Аня могла теперь же вот встать и пройтись возле любого из этих столов, заговорить с любой студенткой, рассмеяться так, будто давно уже она здесь своя. И, конечно, меньше всего думает Аня в эти минуты о занятиях, о том, будет ли она тут в числе лучших или самых отстающих.
«Все годы так проучилась, – с горечью думала Вера, – ни конспекта своего никогда не имела, ни записей каких-либо. Чем дальше, тем труднее будет мне дружить с ней».
Мысли оборвал звонок. Без шума и толкотни вошли в аудиторию остальные студенты, сели на свои места, в ожидании посматривая на дверь: вот-вот должен появиться преподаватель. В эту минуту вошел еще одпн человек лет двадцати четырех, с зачесанными наверх каштановыми волосами, высокий, статный, хорошо одетый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122