Как подарок Камбису, объяснил он. Затем он отвел Кира от его людей на мост, где шум стремительной реки приглушал слова. В этот момент владетель Шушана словно общался с бегущей водой, и черты его напряженного лица смягчились.
— Пастух, — сказал он так тихо, что Киру пришлось напрячь слух, — я не пророк из Иудеи, не халдей, читающий судьбу по звездам. Моей душой владеет Элам. Я верно служил могущественному строителю и архитектору Навуходоносору, — пусть даруют ему боги долгие годы жизни! Однако семь демонов болезней мучают его. Когда услышишь, что Навуходоносор умер, — его голос понизился до шепота, — седлай быстрого коня, приезжай ко мне, и мы поговорим о великих вещах. — Он улыбнулся воде. — Можешь не бояться приезжать один.
Так эламит Губару связал себя с Ахеменидами узами понимания.
Персидские всадники рады были покинуть жару и пыль Шушана; они устали хлопать мух и чесаться от муравьиных укусов. Вернувшись в Парсагарды, Кир рассказал все, что произошло в этом городе, воскресающем от смертных мук, опустив лишь последние конфиденциальные слова Губару. После чего Кассандана стала лить слезы и кричать, что эламиты пустили пыль ему в глаза. Он не добился от них дани. Камбиса восхитил новый плуг, хотя он сказал, что будет трудно научить одного каспия делать ту работу, которую всегда делали двое.
Поразмышляв о своей поездке, Кир решил, как только снова прорастет трава, отправиться с отцом к правящему мидийскому двору. Он испытывал потребность понять, что это значит — быть данником мидян. Но не озаботится тем, чтобы составить в уме ясный план. Если бы он подумал об этом хорошенько, мог бы избежать опасности.
ПЕСНЬ О РАЗГРАБЛЕНИИ НИНЕВИИ
Экбатана, город царя, властвовавшего над многими другими царями, лежал далеко в сторону холодного севера. Его бастионы из нового серого камня возвышались над темными соснами у подножия одинокого заснеженного пика. Это название означало «место сбора», поскольку мидяне говорили, что их первый знаменитый предок впервые собрал вместе все племена кочевников-мидян в этом месте, под священной горой Эльвенд. По иному мнению, Экбатана (Хамадан) просто находилась в месте пересечения великих караванных путей с востока на запад от Гирканского моря к «воротам», ведущим вниз, на равнину, к Ниневии.
Сами мидяне были иранцами и по крови родней {геном, говорили они) персам, все еще разделенным на племена. Мидяне и персы пользовались одним языком, но смотрели на мир по-разному, поскольку Мидийское царство уже три поколения завоевывало новые земли, в то время как персидские конные лучники не смогли добыть себе ничего, даже полуразрушенный Шушан. Таким образом, Мидия одерживала победы со времен Киаксара Увакшатры — воина, создавшего по ассирийской модели первую регулярную армию, примечательной особенностью которой было использование персидской кавалерии. Соответственно, мидяне называли Киаксара основателем их империи, хотя у них еще не было ясного понимания, что же такое империя. Гораздо легче было победить ассирийскую армию, чем скопировать устройство Ассирии.
У Астиага Копьеметателя, старшего сына Киаксара, была серебряная пластина с описанием деяний трех знаменитых предков. Эту пластину проносили через зал для трапез и демонстрировали всем сидевшим за столом гостям, независимо от того, могли они прочитать запись или нет. Астиаг мог рассказать историю семьи, поскольку знал ее наизусть. Ему уже не приходило в голову, что, хотя его отец Киаксар всю жизнь сидел на лошади, сам он большую часть времени делил между столами для пира и женской половиной, где проживало несколько принцесс из соседних стран, в том числе Мандана, дочь знаменитого Навуходоносора. В таких условиях Астиаг считал себя царем, равным по славе Навуходоносору, и полагал, что мир между ними опирается на взаимное уважение, вытекающее из равновесия сил. Мидянин обладал непобедимым войском, в то время как халдей, в свою очередь, был мастером в искусстве построения непреодолимых укреплений. Истина заключалась в том, что недавно возвысившийся Астиаг страдал комплексом неполноценности, требующим лести для своего удовлетворения, а Навуходоносор трудился как одержимый, строя защитные заставы на дорогах и даже преграды на реках в форме дамб.
Скитавшийся по дальним странам иудейский купец, продавший Губару сеялки, дошел до Мидии и пал ниц перед туфлями Астиага. Без всяких затруднений он пристроил царскую пурпурную ткань во дворце Экбатаны. Благородные мидяне никогда не торговались, поскольку не понимали торговли, хотя в гневе они могли завладеть всеми товарами купца, а самого его бросить охотничьим псам. Сообщая им дорожные новости, иудей заботливо описал неотделанный город Ахеменидов как просто какой-то райский сад. Имея способности к языкам, он подцепил иранское слово, означающее орошаемый быстрым потоком тенистый сад — фирудис, — и произносил его как рай. Слова фирудис-и-адам означали сад для уединения. Неизбежно получилось так, что купцы-иудеи, рассказывавшие о своих путешествиях по Вавилонии, упоминали о том, какой сад создал Яхве на востоке — рай для Адама. Из этого у их пророков возникла известная история. Но это было после великих перемен и прекращения умирания земли.
* * *
Если придерживаться все еще последнего христианского календаря, Камбис и Кир отправились в Экбатану в год 563-й до рождения Христа. Это было за год до смерти Навуходоносора и за два года до освобождения из заточения царя Иудеи Иоахима, чем, однако, не закончилось его пленение.
Никогда еще долина Парсагард не была так красива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17