— Уже дело к тому идет, — добавил лукавый иудей.
— Как? — удивился и испугался Рамех.
— Так! Ирод думает взять себе в жены Мариамму, а Аристовула отправят в Рим заложником, да там и порешат с ним. На этом обеде и состоится сватовство Мариаммы.
— Но ведь она еще крошка, — возразил Рамех, — ей всего десять лет. Она еще играет в куклы.
— Это ничего, добрый Рамех, девочки от кукол прямо переходят к собственным детям — те же куклы. Теперь пока состоится обручение, а года через два-три и брак.
— Но как же так? Ирод уже женат на такой же, как сам, идумейке Дориде, и у них уже есть сынишка Антипатр?
— Что ж, закон не запрещает иудею иметь две или три жены, а идумею и подавно, — сказал Малих.
Рамех был поражен. Ему особенно жаль было и противно думать, что общая любимица, крошка Мариамма, достанется кровожадному идумею и, притом, в качестве сподручной жены.
— Этому не бывать! — горячо сказал он. — Я их всех опою таким зельем, что они в несколько месяцев переколеют. У меня есть такое снадобье из Египта.
— А у меня, мой друг, есть снадобье получше, — улыбнулся Малих, — оно изгоняет из человека нечистого духа в несколько минут. Этого снадобья я и дам тебе. Им только следует помазать чуть-чуть края чаши, из которой будут пить, и смерть выпита.
— Отличное снадобье, — одобрил Рамех.
— Да, но чтобы на тебя не пало подозрение, я и об этом подумал, — сказал Малих. — Видишь ли, у идумеев есть обычай, что если они чествуют особенно дорогого и почетного гостя, то вино разливает в чаши не виночерпий, а младшая в семье дочь. Это и должна сделать Мариамма. Антипатру же будет особенно лестно, что для чествования его будет соблюден его родной обычай.
— Умно, очень умно придумано, — обрадовался виночерпий, — лучше этого не мог бы придумать и сам премудрый Соломон.
На этом и порешили.
Антипатр явился на пир очень оживленный. В обхождении с ним Кассия, когда в Тире он отпускал его в Иудею, проглядывало большое расположение к нему и к его «равному по доблестям отцу — сыну Ироду», как выразился могущественный римлянин. Кассий прозрачно намекнул ему, что Азия обширна и богата и что недалеко то время, когда римские орлы, за дружбу Антипатра к Риму, принесут в своих могучих когтях царские венцы на голову Антипатра и всех сыновей его.
В обширном покое пиршеств дворца Гиркана Антипатр нашел уже раби Семаию и раби Авталиона со всем синедрионом, а также Малиха и других сановников Иерусалима.
Скоро придворные служители внесли сосуды с вином и другие угощения. Перед каждым гостем поставили по золотой чаше для вина, которые расставлял главный виночерпий Рамех.
Вслед за тем Рамех удалился к служителям, а вместо него вышла Мариамма. От удовольствия, что она будет играть на пиру такую почетную роль, девочка вся раскраснелась.
— Вот мой новый виночерпий, — с умилением и нежностью сказал Гиркан, любуясь своей восхитительной внучкой.
Антипатр понял любезность хозяина и весело сказал:
— Идумея должна гордиться, что в моем лице она вся присутствует на царском пиру. Слава новому, прелестному виночерпию!
Раби Семаия ласково подозвал к себе девочку.
— Чистое, непорочное дитя! — сказал он, возлагая руки на золотистую головку Мариаммы. — В твоем образе ангелы на небесах служат Всеблагому Богу. Ты их заменишь для нас грешных. Да будет же над тобой благословение Всевышнего.
— Аминь! — разом проговорили члены синедриона.
Малих незаметно переглянулся с Рамехом, немым взором спрашивая, тот ли кубок поставил он перед Антипатром. Тот понял немой вопрос и отвечал едва заметным наклонением головы, скорее глазами.
Слуги между тем перед каждым гостем поставили обильные яства.
Гиркан встал и, воздеянием рук призывая на пир и на пирующих благословение Божие, сказал торжественно, как первосвященник.
— Примите и ядите — это суть яства, предлагаемые вам от чистого моего сердца.
Мариамма тем временем разлила вино по чашам.
— Пейте от чаш ваших, вино это да веселит сердца ваши!.. — снова возгласил Гиркан.
— Аминь! — отвечали ему разом все гости.
Малих и Рамех, казалось, не глядели на Антипатра, а между тем жадно следили за каждым его движением. Вот он взял небольшой хлебец, разломил его, часть положил на прежнее место, а другую, держа в левой руке, правою потянулся к овечьим почкам с красным перцем и стал есть с видимым удовольствием... «Как он долго жует!» — казалось, говорил взор Малиха Рамеху... Еще взял почку, еще... Что-то говорит раби Авталиону... Что ж он не пьет?.. Но вот раби Авталион потянулся к своей чаше — пьет и ставит чашу на стол. А Антипатр все не пьет! И это после перцу! Все пьют, а он не пьет.
Мариамма, словно золотистый мотылек, порхает вдоль стола, заглядывает в чаши гостей и подливает вина, где хоть немного уже отпито. Подходит и к Антипатру, но его чаша и не тронута.
И все еще не пьет!.. Рамех чуть заметно пожимает плечами...
Мариамма проходит мимо Гиркана. Дедушка ловит ее и гладит золотистые волосы девочки. Она со смехом увертывается и целует деда в бороду...
Но вот Антипатр потянулся к чаше... Пьет, долго пьет, не отрывая губ от смертоносных краев чаши...
У Малиха сердце перестает биться... Рамех бледен, несмотря на свои смуглые щеки...
Вдруг что-то стукнуло...
Что это? У Антипатра чаша выпала из рук, и вино окрасило, словно кровью, его белую с золотом мантию
Голова Антипатра опрокинулась, и он весь судорожно вытянулся...
— Так скоро упился, — заметил раби Авталион, стараясь поддержать его.
— Это по-римски, засыпать за пиром от пресыщения, — ехидно заметил один из членов синедриона.
— Но он и одной чаши не выпил, — тревожно заметил Гиркан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61