самый легкий ветер подымал в прибрежных скалах сильнейшее волнение, которое распространялось на далекое расстояние от берега. Но честолюбие Ирода не знало препятствий, он победил природу, создал гавань большую, чем афинский Пирей, и превосходившую его многочисленностью и обширностью якорных мест. Местность ни в каком случае не благоприятствовала задуманному грандиозному замыслу; но именно препятствия и возбуждали рвение Ирода; это был дух мятежный, искавший борьбы с природой, как он боролся с ночными призраками загубленных им жертв, начиная от Малиха и кончая Мариаммой и Клеопатрой. Он решил воздвигнуть сооружение, которое по своему могуществу могло противостоять свирепости моря и которое своей красотой (о, красота!) не давало бы возможности даже подозревать перенесенных для нее трудностей. Прежде всего, Ирод приказал измерить пространство, назначенное для гавани. Затем он велел погружать в море, на глубину двадцати сажен, камни, большая часть которых имела пятьдесят футов длины, девять футов высоты и десять ширины, а другие достигали еще больших размеров. После того как глубина была заполнена, выведена была надводная часть мола шириною в двести футов, на сто футов ширины мол был выдвинут в море для сопротивления волнам, это и был волнолом; другая же часть в сто футов ширины служила основанием для каменной стены, окружавшей самую гавань. На этой стене выведены были высочайшие башни и светоносный маяк, названный Друзионом, в честь пасынка императора — Друза... Лесть и лесть без конца!
Тут же он построил массу помещений для складки прибывавших на кораблях грузов. Кругообразная против них обширная площадь доставляла простор для гулянья прибывавшим в город мореплавателям. У входа в гавань Ирод поставил три колоссальные статуи, подпираемые колоннами. Все здания — из белого камня, издали казавшиеся чем-то волшебным. Под всеми городскими улицами были проведены продольные и поперечные подземные каналы до самого моря так, что по одним дождевая вода выгонялась бы в море, а по другим — напирала бы морская вода и очищала каналы. Против гавани, на возвышении — дивный по величине и красоте храм Иродова божества, живого сфинкса Августа, а в храме — его колоссальная статуя, не уступавшая Юпитеру олимпийскому, а другая — статуя Рима, образец Аргосской Юноны... В Юноне Ирод воссоздал свою Мариамму, свою любовь и Немезиду.
Затем театр, амфитеатр — великолепные здания, напоминавшие Рим, его величие, его сфинкса! В честь этого сфинкса-бога — пятилетние состязания в цирке... Какая роскошь! Какие богатые призы, от которых стонала Иудея. Ирод, как вампир, высасывал ее кровь, которая вытекала из Иудеи золотыми реками.
Ирод не забыл и Агриппы. Он возобновил разрушенный во время войн приморский город Аноедип и назвал его Агриппиадой, а на воротах возведенного им в Иерусалиме храма вырезал имя Агриппы.
Не забыл Ирод и своих родных. В прелестной долине Сарона он воздвиг новый город в память своего отца, Антипатра, и назвал его Антипатридой. Матери своей Кипре он возвел над Иерихоном сильную крепость и назвал ее Кипрой. Брату Фазаелю, разбившему свой череп о скалу, он построил город Фазаелиду.
Не забыл и себя честолюбивый Ирод. На горе, против Аравии, он построил крепость Иродион. Соорудил он и другой Иродион, чудо красоты и искусства. На том месте, где когда-то, убегая от Антигона и парфян, он разбил преследовавших его иудеев, Ирод велел насыпать исполинский холм, верхнюю часть которого обвел высокими круглыми башнями, а образуемую ими площадь застроил дворцами редкого великолепия. К ним вели от подошвы холма двести ослепительно белых мраморных ступеней, а вода поднималась акведуками из отдаленных мест.
И чего все это стоило!.. Только иудеи, которым Иегова обещал, что они «съедят богатства всего мира», могли затопить своим золотом все эти затеи тирана Обетованной земли...
«После всех этих многочисленных сооружений, — говорит тот же иудейский историк, почти современник Ирода, — Ирод начал простирать свою царскую щедрость также и на города, не принадлежавшие его царству. В Триполисе, Дамаске и Птолокаиде он устроил гимназии для ристалищ; Библос получил от него свои стены; Верит и Тир — колоннады, галереи, храмы и рынки; Сидон и Дамаск — театры, морской город Лаодикея — водопровод, Аскалон — прекрасные купальни, колодцы и колоннады, возбуждавшие удивление своей громадностью и отделкой; другим он дарил священные рощи и луга. Многие города получили от него даже поля и нивы, как будто они принадлежали к его царству. В пользу гимназий иных городов он отпускал годовые или постоянные суммы для состязаний и призов на вечные времена. Нуждающимся он раздавал хлеб. Родосцам он неоднократно и при различных обстоятельствах давал деньги на вооружение их флота. Сгоревший храм Пифии он еще роскошнее отстроил на собственные средства. Должно ли еще упоминать о подарках, сделанных им ликийцам и самосцам, или о той расточительной щедрости, с которой он удовлетворял самые разнообразные нужды всей Ионии? Разве Афинны и Лакедемония, Никополис и мизийский Пергам не переполнены дарами Ирода? Не он ли вымостил в сирийский Антиохии болотистую улицу, длиной в 20 стадий, гладким мрамором, украсив ее для защиты от дождей столь же длинной колоннадой?»
«Можно, однако, возразить, — продолжает тот же историк, — что все эти дары имели значение лишь для тех народов, которые ими воспользовались. Но то, что он сделал для жителей Эллады, было благодеянием не для одной Греции, а для всего мира, куда только проникала слава Олимпийских игр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61